Место преступления - [39]

А в общем история-то оказалась действительно хоть и банальной по-своему, однако хорошо продуманной и поставленной опытным режиссером. И в этом «спектакле» участвовали разные силы, объединенные одной заботой: крупно наказать любителей халявы. Не принимая во внимание, на самом ли деле ограбленные «клиенты» — халявщики, или это просто несчастные люди, зараженные общим безумием и, одновременно, завороженные вспыхнувшей отчаянной надеждой хоть как-то поправить свои бесперспективные дела. Словом, бесчувственная «машина» загребла всех без разбора, под одну частую гребенку.

Но ведь любая машина — не просто бездумный механизм, который давит всех» и вся, машиной управляет люди, своего рода механики-водители. И среди них едва ли не в качестве приводного ремня выступал бывший майор милиции Игнатий Савельевич Плюхин, старый знакомый полковника Крохалева. И не просто знакомый, а такой человек, на которого Крохалев всегда мог положиться, сделать ставку. И не проиграть. То есть если не полностью доверенное лицо, то вполне послушный и обязательный помощник. Каким он был еще не так давно и в Смоленском ОРБ в дни своей благополучной службы на оперативном поприще.

К такому выводу пришел Агеев, когда Плюхин вынужден был открыть перед ним «тайну» своего давнего знакомства с Крохалевым. И от идеи всеобщего грабежа ростовщик открещивался, утверждая, что действовал исключительно с пользой для людей. Ну, а что обстоятельства так быстро менялись, так он не виноват, специально ведь для осторожности и собственной безопасности вставлял в долговые обязательства клиентов приписки относительно возможного «форс-мажора». И разве его вина, к примеру, в том, что бедняга Краснов, которому Плюхин искренне сочувствовал, невнимательно читал то, что сам же и подписывал? Или некоторые другие заемщики? Напротив, всё у ростовщика делалось по-честному…

А что касалось неприятного разговора с Красновым, когда ростовщику срочно потребовалось получить долг, так его действительно «форс-мажорные» обстоятельства заставили. Точнее сказать, сам Степан Ананьевич. Это его было категорическое требование. Впрочем, как уже сказано, пункт такой в договоре имелся, вот на него и пришлось сослаться Плюхину в разговоре с Красновым. А когда тот возмутился, ростовщик передал ему слова Крохалева — не от имени Степана Ананьевича, разумеется, а как бы от себя, — о том, что за отказ от возвращения денег с Красновым могли поступить очень плохо. Верней, не с ним самим, а с его женой и дочкой. Вот тому и пришлось вертеться. Но Илюхин в том не виноват, Степан потребовал. Самым категорическим…

Сдавал Илюхин своего шефа бывшего, будучи наверняка уверенным, что с тем ничего не сделается, а сам, тем временем, видел Филипп, постепенно успокаивался, взгляд ростовщика понемногу избавлялся от страха. Вероятно, тот рассчитывал уже, что ему удастся выйти из дрянной ситуации с малыми потерями. В конце концов, откупится небольшой суммой. Даже и много можно потерять, лишь бы не лишиться главного… Ну а там, потом… И он старательно пытался запомнить хоть какие-то приметы этого странного налетчика, который все навязчивым шепотом выспрашивал чего-то вместо того, чтобы немедленно требовать денег, и непременно больших. Но при этом Плюхин старался ничем не выдать себя, даже веки приспускал, чтобы сидящий на нем «серый всадник» не прочитал невзначай в глазах поверженного лютую ненависть.

Оружия у нападавшего, успел отметить бывший опер Плюхин, при себе вроде бы не было. Разве что в сумке? Но пока ее расстегнешь, пока достанешь… много можно успеть. Поза вот₍неудобная, будто голый лежишь… И кулак еще перед носом… К тому же все-таки сильно «поскуливала» печень у Игнатия Савельевича, правда, и не так, чтобы уж совсем потерял он всякое соображение. А вот на его охи и болезненные гримасы не мог не обратить внимания дерзкий налетчик. И главное, заметил ростовщик, не понимал тот, что это все у Плюхина — удобная маскировка. Надо только улучить момент…

Но кулак время от времени появлялся перед носом, и Плюхин старательно оттягивал миг своего близкого уже и несомненного торжества. Но не дождался. Вспомнил о связанных за спиной руках, на которых все больнее ощущал саднящее жжение тугих веревок. И сообразил наконец, что дергаться нельзя. А одними ногами не отобьешься… Значит, терпеть придется. Вот запомнить бы мерзавца, грабителя… хотя и тут запоминать вроде нечего… Он еще и про каких-то обиженных Плюхиным соседей вспомнил! Ну надо же, Робин Гуд какой!..

А странный налетчик продолжал задавать вопросы, главным образом про то, о чем меньше всего хотел бы говорить ростовщик. Крохалев этого бандита в маске интересовал. И еще — «Мега», которая давно приказала долго жить. Но вобщем-то, понимал Плюхин, похоже, что не совсем дурак этот налетчик. Непонятно и как он очутился в доме, где все закрыто и самим же хозяином сто раз проверено. И — тем не менее.

Нет, он, конечно, всячески отрицал какую-либо свою связь с действиями «Меги», — ничего ведь и не доказано! Но о том, что с той финансовой группой могут быть какие-то связи у полковника, в этом ростовщик был вынужден согласиться, полагая, что такая «тайна», открытая им, ничем страшным грозить ему не может. Об этом же давно говорят в Боброве, сто раз слышал своими ушами. Что ж, пусть, если хочет, пользуется слухами. Одного для себя не желал Плюхин: отдавать грабителю ключи от своего сейфа.