Место преступления - [84]

— Мои деньги! — вскричала Розалия. — Робаль, сделай же что-нибудь! Он нам не заплатит!

Я вынул из кармана фотографию из дядиной коллекции и протянул Розалии. Снимок, хоть и был самым невинным из всей подборки, произвел на мою подругу сильное впечатление.

— Это чудовищно! — радостно завопила она.

— Это заставит его заплатить.

— И больше чем ты думаешь, Робалечек, — прошептала Розалия, поцеловав меня в щеку.

Я еще тогда перехватил злобный взгляд, которым одарила ее Анетка Гарцовник, но не придал этому должного значения.

— Пожалуй, это уже все, да? — беспечно спросил я. — Ах да, чуть не забыл. Я еще должен постучать в потолок.

Литературный каминг-аут Славомира Гарцовника не вышел за пределы квартиры его дочери. Впрочем, я так и предполагал.

Уже на Пасху владелец издательства, штампующего бульварные романы, обвенчался со своей верной секретаршей Иной. И вскоре Ина Гарцовник получила известность, как талантливая плодовитая писательница, автор любовных романов, и с царственной благосклонностью раздавала улыбки и автографы.

Когда Розалия в один прекрасный день заглянула ко мне, чтобы вручить вырванный из зубов Пальмистера финансовый объедок (от которого я благородно отказался), она заявила, что хочет открыть собственный бизнес, и я бы, возможно, ей пригодился, если бы кардинально изменил образ жизни. Однако привычное бесцельное существование меня вполне устраивало, и я отказался. Работой я был сыт по горло на много лет вперед, а тайная признательность Гарцовника гарантировала мне постоянный приток низкопробных романов, благодаря которым удавалось забыть, на каком я свете.

Сейчас я особенно нуждался в анестезии, поскольку в меня неожиданно мертвой хваткой вцепилась Анетка Гарцовник. Как и предполагал Гарцовник, настоящая мать Анетку глубоко разочаровала. Алина была слишком некритичной, слишком преданной и слишком сильно из-за этого страдала. И очень скоро Анетке захотелось избавиться от ее опеки. Она без труда наваяла книгу, которую в свойственной ей манере назвала «Какого хрена!». Сей труд возглавил списки бестселлеров и покорил сердца критиков. Халина, наверное, потирала руки на небесах. Алина Пофигель вернулась в свою многоэтажку в Елёнках, Анетка продала злополучную виллу, в которой была убита ее приемная мать, квартиру сдала каким-то вьетнамцам (а те наконец-то привели ее в порядок), после чего водворилась ко мне.

Когда я запираюсь в туалете и достаю из-за бачка очередную книжку Гарцовника, то вперемешку с фразами о полных страдания и жертв путях к любви в мое сознание настойчиво пробиваются образы, исполненные гнева и насилия. Бессонными ночами я кувыркаюсь в постели с худенькой Анеткой, вцепившейся в меня, как детеныш коалы. Я мечтаю о том, чтобы мою девушку похитил какой-нибудь рыцарь на черном «харлее». Чтобы слепой жребий своим неумолимым перстом толкнул ее в более нежные объятия. Я к ней равнодушен, но это только сильнее распаляет ее чувства. Я стараюсь поменьше с ней разговаривать, но благодаря этому кажусь ей интригующим. Если я повышаю голос, это доказывает мою силу. Если говорю тихо, значит, проявляю нежность. Все мои слова и поступки трактуются в мою пользу.

Все чаще я склоняюсь к мысли, что спасти меня может только семья и работа. Знаю, что это крайность. Знаю, что мне и самому не поздоровится. Смотрю на телефон и мысленно набираю номер агентства «А. А. Ковальский и детективы». Давненько я у них не бывал. Давненько не давал о себе знать. Как подумаю, что там постоянно что-то происходит, а я уже ни при чем, становится немного завидно и обидно.

Джеффри Дивер Дело смеющегося рыбака Рассказ Перевод Павла Зайкова

От редакции

Постоянные читатели «Иностранной литературы» хорошо знают наше правило: не печатать то, что уже переводилось на русский язык до нас. Исключения, пусть и крайне редкие, однако, бывают. В этом номере мы позволили себе напечатать новый перевод уже публиковавшихся двух детективных рассказов — «Дело смеющегося рыбака» Джеффри Дивера и «Без сна в Бостоне» Майкла Коннелли и Денниса Лихейна. Чтобы читатель убедился, что у нас были для этого веские основания, приведем несколько примеров из предыдущих переводов. Не только рассказ «Red Eye», но и весь сборник Коннолли и Лихейна озаглавлен «Красный глаз», тогда как red eye значит поздний рейс, — к глазам это английское словосочетание не имеет никакого отношения. Поражает воображение не только перевод названия, но и отдельные перлы в тексте. Например, такие: «Его собеседник сделал изящный глоток бренди», или: «Женщина представляла собой классический образец бедняка, живущего ради детей», или: «Его тонкий фонарик нашел дыру в темноте».

Перевод рассказа Дивера немногим лучше: «Он (преступник) не думал, куда класть руки: просто хватал и давил», или: «…полуденный свет проник в комнату, точно принятая молитва», или: «Его родители, преуспевающие банкиры (на самом деле речь идет о банковских служащих), сочувствовали болезни сына». Список, как говорится, можно продолжать. Мы готовы признать свою вину, если кто-нибудь из наших читателей объяснит нам, что такое «изящный глоток», «принятая молитва» или «тонкий фонарик», согласится с тем, что сочувствие — это именно то, что испытывают родители во время болезни сына, и подтвердит, что встречал женщину, которая представляет собой «образец бедняка», да еще классический.