Место под солнцем - [16]

Закончив с едой, друзья пошли осматривать монастырь. Большинство встречных явно пялилось на необычно одетых людей, но не было предрасположено к беседам. Наконец они нашли Антонина на конюшне, где тот чистил своего мула после путешествия. Можно сказать, что монах обрадовался своим попутчикам и охотно стал отвечать на их вопросы. Друзья узнали, что монастырю больше двухсот лет и что стена вокруг него не просто так. Мавры неоднократно вторгались в Лангедок и несколько раз осаждали монастырь. А соседний городок Элне, в котором раньше был собор и епископский дворец, до сих пор разрушен. Но разрушили его не мавры, а войска тулузского герцога Раймонда и короля Луи XI за то, что жители городка взбунтовались и присягнули королю Арагона. А в городке рядом живет чуть более двухсот человек и промышляют в основном рыбалкой в лимане и в море, а также разводят коз да овец. Кузницы в монастыре нет и если надо что–либо сделать, зовут кузнеца из городка. Но оружие он не кует — не умеет. Разве, что нож может выковать. Но сегодня воскресенье и в кузнице никого нет. А за оружием опять же в Перпиньян надо идти. И библиотеки в монастыре тоже нет. Половина монахов неграмотна. Сам Антонин читать умеет, а вот писать не обучен. Имя свое написать может, а на большее не претендует. На все–про–все в обители есть три–четыре евангелия и десяток молитвенников, так как книги очень дороги. На одно евангелие нужно шкуры с трех волов. Это в Тулузе и в Авиньоне при больших монастырях есть скриптории, где монахи переписывают священные книги. А здесь большинство монахов просто заучивают молитвы на память. Нет, никто исторических записей не ведет. Записывают только детей при крещении и умерших.

Когда они вышли из конюшни Борис потянул друга к бревну возле коновязи. По–видимому, бревно это служило приступкой для посадки на коней. Кора сверху была ободрана и ствол носил глубокие царапины от шпор. В текущий момент коновязь была пуста и никого поблизости не было. Напротив коновязи, шагах в двадцати был виден сруб монастырского колодца. Колодец был оборудован воротом с толстой веревкой, однако ведра на конце веревки не было, один только железный крюк, тронутый ржавчиной.

— Знаешь что, — Борис уселся на бревно и потянул Костю за собой, — ты вот Антонину лапши на уши повесил, а он мужик болтливый. Надо бы нам с тобой легенду проработать — кто мы и откуда. А то начнут нас расспрашивать, а мы вразнобой плести чего–то будем. Так и спалиться недолго.

— Так ты у нас вроде как за немца пойдешь, — усмехнулся Константин.

— Какого еще немца? Ты же вроде ему сказал, что мы из Литвы, причем тут Германия?

— А я разве сказал германца? — Николаев расплылся в улыбке, — Немцами на Руси называли всех иностранцев, кто русский язык не знал. От слова немой, будь он хоть англичанин, хоть голландец или француз. А ты местный диалект не сечешь — значит немец.

— Уел думаешь, — ухмыльнулся Борис, — не все так просто. Я уже понемногу понимать начал. Еще пару дней и говорить смогу. У них в языке полно латинизмов. А у меня в экипаже, на флоте трое сефардов было из Марокко. Они между собой на ладино разговаривали. А командир должен знать, о чем его подчиненные за его спиной говорят. Я же старший на катере был после каплея. Пришлось освоить. Не так сложно, между прочим.

— Ладино, хм–м…. Не слышал никогда, — Константин наморщил лоб, — хотя погоди, ладино — латино… Латынь что ли?

— Правильно мыслишь, ноги оттуда растут, хотя это скорее похоже на старо–испанский с включениями иврита и арабского.

— Тю, так ты у нас король. Тут же рядом Испания и даже в 21–м веке в этих краях многие на Каталане говорят, сиречь каталонский диалект старо–испанского, а уж сейчас — тем более.

— Ага, король с голой задницей, — отмахнулся Борис, — ладино ближе к кастильскому диалекту. Впрочем, давай–ка вернемся к нашим баранам. Надо обговорить откуда мы родом, чем занимаемся, чего вдруг паломничать пошли. Согласуем все, чтобы от зубов отскакивало. Ты вот про Литву сказал, а я там никогда и не был. В Риге и в Таллине я был, они же на Балтике стоят. Мы туда пару раз заходили. Еще на Рижском взморье мы с Надей как–то отдыхали — в Юрмале, а вот в Вильнюсе как–то ни разу побывать не пришлось.

— Ну я там был, да и с историей Литвы немного знаком, — Константин почесал в затылке, вспоминая, — Как раз в это время Литва занимала также всю Белоруссию и почти всю Украину вместе с Киевом и до Черного моря. Дед мой с отцовской стороны со Смоленщины родом. Так она тоже под Литвой была. Ты вот про польские заявки «от можа и до можа» слыхал?

— Конечно слышал, так это же про польско–литовскую унию, а до нее еще лет семьдесят–восемьдесят.

— А здесь ты не прав. Это ты про Речь Посполитую говоришь. Ты роман «Крестоносцы» вспомни. Там же литовский князь Ягайло женился на польской королевне Ядвиге.

— Помню, как там автора–то… — Борис почесал в затылке, — А вот — Генрих Сенкевич. По нему еще фильм старый есть, черно–белый.

— Точно, и было это в тысячу триста затертом году.

— Ну хорошо, предположим. Что это нам дает?

— А дает это нам то, что там — в Великом Княжестве Литовском, в основном все по–русски разговаривали. Так, что на языке мы уже не проколемся. И то, что я Антонину сказал, что мы в Ченстохов ходили, тоже. Это все под одним князем. Если что, так я и по–польски могу немного говорить.