Место, названное зимой - [3]
– Я – Гарри, – сказал он.
– Очень приятно. Гарри, позвольте проводить вас на завтрак.
– Это больница? – начал было он, но женщина вновь рассмеялась.
– Это слово у нас тоже под запретом. Да я вижу, вы бунтарь! Это сообщество. Терапевтическое сообщество. А вот и Бруно.
Из третьего домика вышла мужеподобная женщина в строгом костюме. Пожав Гарри руку, она сразу же засыпала его вопросами о том, как прошла поездка, на которые он был не в состоянии ответить, поскольку даже не мог точно сказать, откуда прибыл. Мейбл мягко укорила её за это, Бруно не обиделась, и все вместе продолжили путь. Открывались всё новые двери, выходили всё новые люди, и вскоре их стало восемь. Кроме Мейбл и Бруно, больше женщин среди них не было. Чернокожий мужчина, по предположению Гарри, прислужник, сразу же почтительно отошёл в сторону, никем не замеченный, и терпеливо ждал, пока пройдут остальные.
Когда они дошли до главного корпуса, открылась дверь ближайшего к нему домика и вышла высокая женщина-кри[2] в ненавязчиво элегантной национальной одежде. Поймав взгляд Гарри, она быстро опустила голову, продемонстрировав каскад густых чёрных волос. Мейбл чуть слышно кашлянула, вновь переводя его внимание на себя.
Здесь было две комнаты, обе с видом на реку, – уютная библиотека, на которую Гарри взглянул лишь мельком, и столовая, хозяин которой пожелал всем доброго утра, прежде чем поприветствовать новичка.
Гарри увидел в нём одного из тех врачей, что время от времени проводили опросы в психбольнице. Это был высокий, темноволосый молодой человек, его густые усы привлекали внимание к грустным, влажным глазам. Гарри инстинктивно напрягся.
– Всё в порядке, Гарри. Вы в кругу друзей, – сказал врач и, зажав его руку в ладонях, выразительно потряс. – Удалось выспаться в оглушительной тишине?
– Да, спасибо, доктор… мистер Ормшо.
– Называйте меня Гидеоном, Гарри. Дайте-ка подумать… – он взглянул на карманные часы. – В десять часов приходите, пожалуйста, в мой кабинет.
Завтрак стоял на столике – целый ряд дымящихся блюд.
– Никакого мяса и алкоголя, – шепнула Мейбл. – Гидеон считает, они выводят из равновесия.
– Слава богу, хоть кофе можно, – добавила Бруно. Заметив, что Гарри так и стоит, уставившись на блюда, она спросила:
– Всё в порядке?
– Разве мы… – Он запнулся, и Бруно ласково посмотрела на него.
– Не торопись, – пробормотала она.
– Разве мы сами едим? – выговорил он наконец.
– Ну да.
– А где… а где санитары?
– Господи помилуй, нет здесь никаких санитаров.
Они спокойно, без лишних формальностей, выбрали, кому где сесть. К удивлению Гарри, краснокожая женщина и негр тоже к ним присоединились. Как и следовало ожидать, ели они в одиночестве. Один из мужчин нервно хихикал. Мейбл не переставала болтать, даже когда никто с ней не разговаривал. Гарри задумался, почему она так себя ведёт, если больше никто не поддерживает столь оживлённую беседу. Бруно подобострастно повторяла за ней каждое слово, но Мейбл не замечала её, явно не слишком высоко оценивая внимание женщины.
Мужчины в красивых весенних костюмах, не лишённых элегантных деталей – там шёлковый платочек, тут карманные часы, – сбившись в кучу в конце стола, кого-то напомнили Гарри. Только в конце завтрака, когда они сняли салфетки, он вспомнил кого. Хор Гайети-театра. В Лондоне. Целую вечность назад.
У каждого было особенное кольцо для салфетки. Гарри досталось с узором в виде ивовых листьев. Чувствуя под пальцами тяжёлый белый дамаст, он пытался вспомнить, когда последний раз пользовался салфеткой.
– Не то что в гадюшнике, верно? – спросил один из мужчин, и его тут же перебила Мейбл.
– Мы здесь не говорим об этом, – сказала она, затем ласково посмотрела на Гарри. – Гидеон верит в целительную силу цивилизованного поведения.
Краснокожая и чернокожий незаметно вышли из столовой. Наевшись булочек, мягких и бледных, Гарри вышел на террасу и увидел, что мужчина уже работает в саду – выравнивает лопатой края дорожки и бросает мусор в тележку. Возможно, мистер Ормшо был не только квакером, но ещё и социалистом, раз позволял прислуге завтракать с пациентами.
Маленький ара, сидя на насесте, наслаждался солнцем. По-видимому, он был прикован к своему месту. При виде Гарри он в знак приветствия помахал крылышками, блеснув перьями столь яркими, что эта яркость резала глаз, а потом вынул из мисочки орех и принялся прихорашиваться. Гарри, уже второй раз за сегодня ощутив ясность и красоту всего этого, почувствовал, что вот-вот расплачется.
– Смотри, только не трогай. – Он услышал за спиной голос Бруно. – Гидеон забрал его у девушки, которой он раскусил палец на две части. У всех нас здесь тёмное прошлое, – и, кончиками пальцев отдав ему честь, она большими шагами направилась в парк, воздух которого был так полезен для организма.
Издалека послышался пронзительный свист; обернувшись, Гарри увидел дымный столб от паровоза, прокладывавшего путь сквозь рощу; потом вспыхнула его яркая раскраска. Это зрелище вызвало болезненный спазм, и лицо Гарри резко дёрнулось. Часы с кукушкой – явная ирония! – висевшие в зале, пробили десять, и к нему подошёл мистер Ормшо.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.