Место летнего отдыха - [28]

– Не стоит огорчаться, – сказала она. – Ты скоро станешь взрослым, и мы будем часто видеться.

Джон ничего не ответил; он плакал и, пытаясь сдержать слезы, часто-часто всхлипывал.

– Мы не будем скучать вдвоем, – робко пытался утешить его Барт.

Джон молча глядел то на мать, то на отца. Потом вдруг взвился и опрометью помчался к себе. Он слышал, как вскрикнула мать, но не остановился и, вбежав в свою комнату, запер дверь.

Скоро слезы высохли; более того, он чувствовал, что у него пересохло во рту. Ему почудилось, что следом за ним в комнату проник приторный запах духов и пропитал здесь каждый предмет.

В тишине он услышал шаги матери и стук в дверь. Он не ответил.

– Джонни! – позвала она. – Впусти меня. Он лежал и молча сжимал кулаки.

– Пожалуйста! – попросила она.

Где-то сильно хлопнула дверь, и послышались шаги Барта.

– Оставь его в покое, черт возьми!

С моря доносились глухие, зловещие удары волн о скалы. Джон перевернулся на спину и лежал, глядя в потолок и стараясь не шевелиться. «Пусть она думает, что я умер, – твердил он про себя. – Пусть думает, что я умер». По потолку шла длинная трещина со множеством ответвлений, напоминавшая изображение реки на карте. Тарзан со своей лунной невестой мог бы пуститься по ней в плавание на выдолбленном каноэ, и Джон отправился бы с ними; они бы неслись через пороги, мимо кишащих в мутной воде крокодилов, а с берега раздавались бы хриплые крики диких кошек. «Держись, Джон!»– сказал бы ему Тарзан. «Вперед! – прозвенел бы голос лунной девушки, которая во всем была похожа на Молли. – Вперед, к лунным горам!»

Через некоторое время Джона разбудил стук хлопнувшей двери и шум отъезжающего автомобиля. Он понял: уезжает мать. Его первой мыслью было, что этого не может быть, что сейчас раздастся стук в дверь, и она войдет в комнату в своем голубом платье, окутанная ароматом духов. Но ничего не произошло. Ему отчаянно захотелось помчаться следом, что есть силы бежать за машиной, но его не пускала гордость. Он остался лежать неподвижно и в конце концов опять заснул.

Проснулся он словно от толчка. Было совершенно темно, и кто-то ломился в дверь. На какое-то мгновение все стихло, потом прозвучал голос отца:

– Джон! Впусти меня!

Джон лежал без движения и молчал, затаив дыхание.

– Пожалуйста! – повторил отец. Джон не отвечал.

– Джон, – взмолился Бартон, – с тобой все в порядке?

– Да, – проговорил мальчик.

– Я хочу поговорить с тобой, сын. Позволь мне войти!

– Нет!

– Почему? – в голосе Барта послышалось отчаяние.

– Потому что я хочу побыть один, – спокойно ответил Джон.

– Ладно! – разозлившись, бросил Барт и стал спускаться по лестнице.

Джон продолжал лежать в темноте. За окнами свистел ветер, раскачивая голые ветви деревьев, грохотал прибой.

В три часа утра в дверь опять постучали, затем раздался какой-то утробный звук, похожий на звериный вой, от которого Джон задрожал и резко приподнялся. Наступила тишина, затем звук повторился: то ли всхлипывание, то ли шепот, то ли стон раненого. Джон вскочил и распахнул дверь. В комнату ввалился отец и, наткнувшись на кровать, упал на нее. Он все еще был в форме. Когда Бартон обернулся, в слабом свете, проникавшем из холла, Джон увидел, что отец плачет. По комнате распространился запах виски. У Джона сперло дыхание.

– Мы с тобой! – воскликнул Бартон с достоинством, внезапно выпрямившись.

– Да, – ответил Джон.

– Мы сами…

Последовала пауза, Бартон, казалось, погрузился в глубокое раздумье.

– Мы сами… – повторил он, – Мы сами по себе и ни от кого не зависим.

– Да, – сказал Джон.

Отец повернулся на спину и изрек:

– В женщинах не нуждаемся.

– Да, – согласился Джон.

– Хватит споров, – продолжал Бартон. – Хватит драк. И хватит проклятых рогоносцев. Ты знаешь, что это такое?

Двумя пальцами он изобразил у себя над головой рожки.

– Нет, – сказал Джон.

– Тебе и не надо знать, еще рано.

Джон ничего не ответил.

– В жизни всякое бывает, – вздохнув, сказал Бартон. – Даже с хорошими людьми. Когда-нибудь ты это узнаешь.

Джон промолчал.

– Ты слышишь меня?

– Да.

– Сильвия в общем хорошая женщина. Я потерял деньги, все из-за чертовых денег. Победитель забирает все, проигравший плачет.

– Наверное, – сказал Джон.

– Женщину просто так, без денег, не удержать. Нищета противна женской натуре. Она уходит к тому, кто предлагает наивысшую цену.

Ответа не последовало.

– На такую женщину всегда найдется претендент. А третий лишний.

– Лишний, – повторил Джон, не понимая смысла сказанного.

– Доморощенный философ в третьем поколении, – сказал Барт. – Это я. Тебе повезло. Ты можешь начать все с нуля.

– Да.

– Ступай вверх по лестнице, мальчик. Снизу вверх, а не сверху вниз. Вот так, сэр. Понимаешь?

– Да, – повторил Джон.

– Хорошо. Но не в этом дело. Весь вопрос в том…

Бартон сделал усилие и приподнялся на руках.

– Дело в том, – еще раз произнес он, – дело в том, что нам с тобой не надо волноваться. Никаких волнений. Все кончено.

Свесив ноги с постели, он попытался встать, но не смог и повалился снова.

– Дай мне руку, а, сынок? – попросил он.

Подав отцу руку, Джон другой ухватил его чуть повыше локтя. Рука отца оказалась поразительно тонкой и слабой. С трудом поднявшись, Барт оперся на плечо сына и, еле держась на ногах, сказал: