Место, где зимуют бабочки - [52]

– Все равно красиво, – одобрила Луз, быстро посмотрев на коробочку, которую Офелия продемонстрировала ей сзади. Как трогательно это внимание к ее бабушке! Ведь действительно простая картонная коробка, украшенная увядающими бархатцами и искусственными цветочками из фантиков и старых оберток, преобразилась. Не то чтобы она стала красивой, нет! Но здесь воплотилось проявленное внимание. И это умиляло. Луз почувствовала, как глаза ее увлажнились.

– Если что не так, прости меня, Луз, – спохватилась Офелия. – Но ведь неплохо же смотрится, правда? Конечно, я, безмозглая, должна была вначале спросить у тебя разрешения. Со мной всегда так! Что-нибудь сделаю, а потом начинаю думать.

Луз тихонько шмыгнула носом и торопливо смахнула слезы.

– Не переживай. Все нормально. И мне нравится то, что ты сделала. Очень мило! Просто… мне стало стыдно, что самой не пришло в голову ничего подобного.

Офелия слегка подалась вперед и ласково потрепала Луз по плечу:

– Все равно она знает, как ты ее любила.

У Луз снова заныло сердце. После смерти бабушки в нем словно образовалась огромная пустая воронка, которую уже не заполнить ничем. Иногда Луз ловила себя на мысли, что все дни, прожитые ею без бабушки, похожи на туго натянутый канат без сетей, который она бесцельно тащит за собой по берегу моря. Вот только куда? И зачем? Но пока она смотрит перед собой, пока движется вперед, все как будто нормально. Однако стоит ей замедлить шаг или посмотреть себе под ноги, и она чувствует, что снова проваливается в какую-то пустоту, у которой нет ни конца, ни начала. Луз с трудом подавила новые слезы, и голос ее предательски дрогнул, когда она заговорила:

– Пока бабушка была жива, я ничего не сделала для нее такого, чтобы показать ей, как сильно люблю ее. Я была просто ребенком, который воспринимал ее присутствие в своей жизни как нечто само собой разумеющееся. Наверное, потому, что я так много недодала бабушке при ее жизни, я и решилась на эту поездку. Так сказать, отдать дань ее памяти…

– И коробочка станет для нее ее ofrenda.

– А что это такое?

– Это такой алтарь, который мы воздвигаем в День поминовения в память о своих близких. Это наш традиционный обряд. На этот алтарь мы возлагаем любимые блюда покойных, pan de muerto, особый мексиканский хлеб, напитки, ну и всякое такое прочее. Украшаем алтарь цветами. Когда души умерших возвращаются к себе домой, они должны видеть, что их не забыли, что их помнят, ждут и приветствуют. Вот моя бабушка, к примеру, пекла такие вкусные шоколадные торты по праздникам. А когда ее не стало, то мои тетки всегда пекут такой же торт ко Дню поминовения, чтобы поставить его на алтарь и порадовать душу нашей покойной бабушки. Причем торт они делают в форме гроба.

– Но это же как-то… противно.

– Ничего подобного. У нас так принято. В этот день у нас на каждом шагу увидишь гробы, скелеты… Но совсем не страшно! И ничего общего с Хеллоуином. Все гораздо более выдержанно и достойно. Подготовка к празднику – большое дело, и длится она не один день. В каждом городе, в каждой деревне свои традиции. Одни предпочитают торжественные службы, другие могут и повеселиться!

Офелия вдруг весело рассмеялась, словно вспомнила что-то очень забавное.

Как интересно, размышляла между тем Луз. Они везут алтарь для ее бабушки. Нет, что ни говори, а знакомство с Офелией, несколько дней работы в чикагской такерии позволили ей взглянуть на мексиканскую культуру другими глазами. А главное, она стала понемногу приобщаться к испанскому языку. В школе она старательно зарабатывала хорошие отметки, которые позволили бы ей поступить в колледж. И соответственно, она всячески шлифовала в себе все американское, начисто забыв о своих мексиканских корнях. Но вот она оказалась в незнакомом городе, у нее случилась неприятность, и она мгновенно почувствовала себя частью мексиканского мира. Собственно, оттуда и пришла к ней помощь.

– Бабушке наверняка понравится, что мы соорудили для нее ofrenda, сама я никогда до такого бы не додумалась. Спасибо тебе, – проговорила Луз растроганно.

– Тебе не за что благодарить меня, – возразила Офелия. – Мы же подруги. А настоящие друзья так и поступают.

Губы Луз сами собой растянулись в улыбке. Пусть так. Семьи у нее нет. Зато есть подруга! В конце концов, друзья – это те же родственники, которых мы сами находим себе. Так она и ехала с этой улыбкой, глядя вперед, на дорогу…

Гидден-Пондс недаром называют жемчужиной среди всех цветоводческих хозяйств. Они пересекли по узкому деревянному мосту небольшую, но бурную речушку, проехали по сосновой аллее и очутились в небольшом, но очень красивом анклаве, застроенном небольшими тесаными домиками надворных построек и служб. Луз припарковала машину на стоянке с покрытием из гравия и вышла из кабины. Слава богу, наконец-то можно размять ноги. Они от долгой езды занемели и стали ватными. Она подняла руки над головой, потом сладко зевнула. Небо продолжало радовать взор своей немыслимой голубизной, а редкие пушистые облака, скользящие по этой лазури, были похожи на огромные коробочки хлопка. Луз скользнула слезящимися от усталости глазами по питомнику. Слабая улыбка тронула ее губы. Садоводческое хозяйство было скорее похоже на волшебный сад, чем на учреждение, торгующее цветочной рассадой оптом и в розницу. Взгляд ее выхватил среди пышного изобилия ярких осенних цветов небольшой пруд с журчащей водой. А над ним кружат стаи прелестных зеленовато-желтых бабочек. Эта картина так поразила воображение Луз, что она застыла на месте, завороженно разглядывая порхающих бабочек.