Место, где пляшут и поют - [17]

Шрифт
Интервал

—Во —стоят! —бесстрастно отметил Флягин, рассматривая возбужденную, плохо одетую толпу, на фоне которой красные флаги и декоративная зелень офицерских мундиров казались особенно яркими. —Все на борьбу с Деникиным! Конечно, сейчас им скучно и тяжело, но, может быть, потом они будут вознаграждены —в стенах горкомов они преломят хлеб и испьют вина…

— Ты веришь, что коммунисты вернутся? — деловито спросил Сундуков.

— Вполне возможно, — солидно заключил Флягин. — Все дело в доверии народа.

Он кивнул на краснокирпичную стену библиотеки, оклеенную предвыборными листовками кандидатов. На фотографиях у потенциальных властителей были живые глаза и свежие щеки. У иных подбородок украшала восхитительная ямочка. Они были похожи на добрых и богатых родственников из индийских кинофильмов.

—Прилепить на стенку свою физиономию, —сказал Флягин, -каждый может. Ты должен —я не знаю —на руках ходить, надувать презервативы и петь “Кукарачу”! Доверие народа

-это не хухры-мухры! Его надо заслужить! То, что ты, видишь ли, умный и толстый, ни на кого не действует. Работать надо! Неизвестно, собирались ли счастливые обладатели ямочек и в самом деле оправдывать доверие исполнением “Кукарачи”, но они не сидели сложа руки. Как раз сегодня напротив Вождя серьезные и трезвые плотники сколачивали внушительнных размеров помост, на котором залетные мастера искусств в самое ближайшее время должны были поддержать новую неокрепшую власть песнопениями. Не у одного Флягина работала голова. Подойдя к памятнику, друзья попали в людской водоворот и невольно замедлили шаг. Сундуков молчал, напряженно о чем-то размышляя. Видимо, размышления были приятными, потому что подержанное ангельское лицо его приобрело крайне мечтательное выражение.

—Если они повысят мне зарплату, —вдруг торжественно объявил он, —прошу считать меня коммунистом! На него стали обращать внимание. Какая-то старушка, нянчившая в руках портрет Сталина, посмотрела на Сундукова откровенно неодобрительно. Сталин на портрете был молодой, с выхоленными усами. —Сынок ваш? —сочувственно спросил Флягин, кивая на портрет.

Старушка молча и свирепо размахнулась и ребром портрета звезданула замечтавшегося Сундукова в лоб. Он ахнул, согнулся и закрыл лицо руками. Под пальцами у него зашевелилась кровь. Майский день померк в глазах. Старушка что-то забормотала, вскрикивая и задыхаясь. Она бормотала, а к ней спешили соратники, угрожающе гудя и


сжимая в руках портреты. Струсивший Флягин подскочил к другу и потянул его в сторону. Ветераны удовлетворились первой кровью и быстро отстали. В маленьком скверике смущенный Флягин заботливо усадил Сундукова на свободную лавочку.

— Ну, Леха, ну! — приговаривал он, пытаясь всучить другу носовой платок. — Ну, что? Ты в порядке? Сундуков оторвал ладони от лица и ужаснулся. — Идиот! — простонал он. — Она, кажется, выбила мне глаз! Флягин с содроганием всмотрелся в обезображенное лицо товарища.


— Ну, глаз, глаз! — беспомощно сказал он. — Ну, что такое, в сущности, глаз?! —Идиот! —прошипел Сундуков, зажимая глаз платком. —Глаз, если хочешь знать, зеркало души!


—В твоем возрасте язык —зеркало души, —парировал Флягин, с отвращением чувствуя, что не в силах справиться с потоком панического балаганного юмора. —Ну-ка, высунь язык!

— Это ты высунь… — простонал Сундуков. — И оторви его на хрен! Трепло! Он убрал платок и несколько раз испуганно моргнул. Лицо его вдруг просветлело. — Подожди-подожди! — сказал он крепнущим голосом. — Кажется, вижу! Флягин живо наклонился и обследовал каждый сантиметр раненого лица с усердием


человека, от которого ровно ничего не зависит. — Она рассекла тебе бровь! — с облегчением сообщил он наконец. — Прижми пока платком


—чтобы кровь застыла в жилах! Вот старуха, а? Это не старуха, а тролль какой-то! Ты видел ее лицо? — Ты на свое посмотри, — мрачно сказал Сундуков. — Сам-то на кого похож? — На Феликса Круля, авантюриста! — самодовольно ответил Флягин. — На кого же еще? Сундуков тоскливо посмотрел на него свободным глазом и сказал с чувством: — Почему она не врезала тебе?! Мир вокруг опять приобрел краски, боль утихала, но теперь Сундукова терзала жгучая


обида. — Но почему? Почему не тебе?!


— Пойдем к Витамину, — уклонился от ответа Флягин. — Тебе надо вымыть рожу.

Витамин и в самом деле по-прежнему жил в старом доме на тихой улочке, которая, хотя и располагалась всего в двух шагах от главного проспекта, но казалась такой же далекой, как некоторое царство, некоторое государство из детских сказок. Сундуков, конечно, был мечтателен, но детство старался не вспоминать и в эту часть города не возвращаться. А там ничего, оказывается, и не изменилось. Запросто можно было представить, что двадцатый век так и не завернул на эту улочку. Двухэтажные красные домики, ладно сложенные еще в сонные царские времена, казалось, проспали все войны и революции и не собирались пробуждаться вовсе. Шаги редких прохожих звучали здесь сочно и отчетливо, как в пустой квартире. Гладь каждого вымытого стекла, каждый срез кирпича, каждый шов железной крыши, припудренной веселой солнечной ржавчиной, —все выделялось четко и ясно, запечатлевалось в памяти надолго, словно аккуратная гравюра золотом и пурпуром на розовой бумаге. И графитной черноты булыжник вдруг проступал сквозь раздавшийся асфальт, и равнодушный тяжеловоз с пушистым хвостом цокал по нему кованым копытом, направляясь к чугунной тумбе коновязи, похожей на солдата в каске…


Еще от автора Николай Викторович Якушев
Люди на корточках

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Улица Сервантеса

«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.


Сетевой

Ольга Леднева, фрилансер с неудавшейся семейной жизнью, покупает квартиру и мечтает спокойно погрузиться в любимую работу. Однако через некоторое время выясняется, что в ее новом жилище уже давно хозяйничает домовой. Научившись пользоваться интернетом, это загадочное и беспринципное существо втягивает героиню в разные неприятности, порой весьма опасные для жизни не только самой Ольги, но и тех, кто ей дорог. Водоворот событий стремительно вырывает героиню из ее привычного мирка и заставляет взглянуть на реальный мир, оторвавшись, наконец, от монитора…


Тайна доктора Фрейда

Вена, март 1938 года.Доктору Фрейду надо бежать из Австрии, в которой хозяйничают нацисты. Эрнест Джонс, его комментатор и биограф, договорился с британским министром внутренних дел, чтобы семья учителя, а также некоторые ученики и их близкие смогли эмигрировать в Англию и работать там.Но почему Фрейд не спешит уехать из Вены? Какая тайна содержится в письмах, без которых он категорически отказывается покинуть город? И какую роль в этой истории предстоит сыграть Мари Бонапарт – внучатой племяннице Наполеона, преданной ученице доктора Фрейда?


Прадедушка

Герберт Эйзенрайх (род. в 1925 г. в Линце). В годы второй мировой войны был солдатом, пережил тяжелое ранение и плен. После войны некоторое время учился в Венском университете, затем работал курьером, конторским служащим. Печататься начал как критик и автор фельетонов. В 1953 г. опубликовал первый роман «И во грехе их», где проявил значительное психологическое мастерство, присущее и его новеллам (сборники «Злой прекрасный мир», 1957, и «Так называемые любовные истории», 1965). Удостоен итальянской литературной премии Prix Italia за радиопьесу «Чем мы живем и отчего умираем» (1964).Из сборника «Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла» Издательство «Прогресс», Москва 1971.


Татуированные души

Таиланд. Бангкок. Год 1984-й, год 1986-й, год 2006-й.Он знает о себе только одно: его лицо обезображено. Он обречен носить на себе эту татуировку — проклятие до конца своих дней. Поэтому он бежит от людей, а его лицо всегда закрыто деревянной маской. Он не знает, кто он и откуда. Он не помнит о себе ничего…Но однажды приходит голос из прошлого. Этот голос толкает его на дорогу мести. Чтобы навсегда освободить свою изуродованную душу, он должен найти своего врага — человека с татуированным тигром на спине. Он должен освободиться от груза прошлого и снова стать хозяином своей судьбы.