Месть зэка - [60]

— В любой конец Москвы — четвертак, — просто сказал он, видимо наметанным глазом определив, что Виктор торговаться не станет. Под какую-то веселую журчащую музыку Виктор закрыл глаза и задремал. Наверное, ему не спалось бы так сладко, если бы он увидел кривую усмешку и презрительный взгляд, брошенный на него водителем. Убедившись, что Виктор не проснется, тот на мгновение включил ближний свет и два раза подмигнул шедшей впереди серой новенькой «Волге», которую ему приходилось постоянно обгонять. «Волга» съехала к обочине и окончательно отстала.

Шакура, как всегда, был полон энергии и дал Виктору поспать самую малость.

— Сегодня работаем, — заявил он Виктору безапелляционно. — Поляков сняли мировых. Не пуганных. Покупаем у них серебряные цепочки. Двести штук.

— Знаю я твое «покупаем», — сказал Виктор полушутя-полусерьезно, — бритвой по горлу и в колодец.

Шакура погрозил ему пальцем: так не шутят, мол, и перешел к изложению плана. К большому облегчению Виктора роль ему в этом плане предстояла самая незначительная: подстраховать Шакуру когда тот будет выходить из комнаты, и задвинуть дверь на защелку. Какую дверь и где, это предстояло ему еще узнать.

— Двести цепочек — это двадцать тысяч рублей, — считал Шакура, — штук пять уйдет на оплату квартиры, людей, машины и т. д. Значит, пятнадцать наш чистый доход. А, забыл, костюм тебе надо купить тройку, чтобы ты был одет как фраер.

— Ты мне расскажи, как все это будет, — просил его Виктор, но Шакура только отмахивался.

— Раньше времени тебе знать все вредно. Вот вечером поговорим с поляками, с женой своей познакомишься, тогда и весь план узнаешь.

— С какой еще женой? — спросил Виктор в полном изумлении, чтобы украсть двести серебряных цепочек, я еще и жениться должен?

— А ты как думал! — Шакура широко улыбнулся и стал одеваться. — Поехали, брат, время деньги.

Ехали они долго, чуть ли не на самую окраину Москвы на машине одного из бесчисленных Шакуренных друзей. Шакура вел мастерски: не снижая скорости на самых опасных скоплениях машин, каким-то чудом избегая столкновений. В самом конце Ленинградского проспекта он резко загнал машину из крайне правого ряда в левый, и нарушая все правила, пересек двойную сплошную линию и ушел в узенький боковой переулок.

Проехав несколько десятков метром, нырнул в подворотню, сделал круг во дворе и встал.

— Сейчас пробьем хвоста, — сказал он. — Я думаю, за нами идет слежка.

Однако, просидев неподвижно минут десять, он решил, что по всей видимости ошибся, потому что за это время проехала всего одна машина, да и то грузовая, и вновь выехал на улицу. Через несколько минут они подъехали к девятиэтажному кирпичному дому и, оставив машину, поднялись на последний этаж. Шакура открыл дверь своим ключом, и они оказались в абсолютно пустой трехкомнатной квартире, на кухне на единственном табурете сидели молодая женщина в пуховом платке и с грудным младенцем на руках.

Насколько она была белокура и синеглаза, настолько младенец являлся ее противоположностью, он имел курчавые рыжие волосы и такой темный цвет кожи, будто его только что вынули из купели с шоколадным кремом.

— Итак, — сказал Шакура, — познакомься со своей супругой Тосей и с сыном. Не волнуйся, в церковный брак можете не вступать, да гражданский продлится только до вечера. Вот это твой дом, понял!

Через пятнадцать минут сюда завезут кой-какую мебелишку, диван, стол, занавески. Для одной комнаты хватит, а больше нам не надо. Тося свое дело знает туго. Плач записала? — спросил он молодую мать.

— Да, — сказала она, — это мы запросто. Стоит не поесть лишние десять минут.

Шакура встал, подошел к подоконнику, на котором стоял небольшой кассетник, и включил его. Тотчас комната огласилась заливистым детским плачем, пронзительным до невозможности. Шакура быстро выключил магнитофон. Все, даже младенец, облегченно вздохнули.

— Быстро его отвози, — скомандовал Шакура, — и возвращайся варить обед.

Тося согласно кивнула головой и, не прощаясь, вышла.

Под командованием Шакуры Виктор сделал ряд вовсе ему непонятных вещей. Разгрузил мебель с фуры, пришедшем сразу после ухода его «жены» Тоси, приколотил толстенный стальной засов снаружи одной из дверей, расставил мебель по жестким требованиям Шакуры и даже развесил занавески. Две другие комнаты остались такими же пустыми и голыми, а третья приобрела жилой и даже уютный вид. В ходе всех этих операций вновь вернулась Тося и прочно обосновалась на кухне, откуда через некоторое время стали раздаваться весьма соблазнительные запахи и веселое шкворчение.

Звонок, столь ожидаемый Шакурой, раздался уже в начале девятого. Виктор, до конца не посвященный в условия игры и знающим только, что по одному условному знаку Шакуры он должен выйти из комнаты, а по другому закрыть внешний засов, чувствовал себя полнейшим идиотом, но решил молчать. Более всего его удивило, что в коридоре прямо у входа на кухню появилась детская коляска, укутанная сверху одеялом, о которую он все время спотыкался, но которую почему-то нельзя было ни на шаг отодвинуть или убрать в другую комнату. К тому же новый костюм, предусмотрительно купленный для него, ослепительная рубашка и галстук стесняли движения, он чувствовал себя как корова в лошадиной сбруе.