Месть зэка - [50]

— Ох как горько! И все-таки, давай выйдем.

Он вспомнил как дверь, скрипнув, осталась за спиной. Они вышли из сторожки. В полной темноте падали звуки отходящего ко сну городка. То, что она поведала ему, каждое ее слово, возвращалось теперь к нему с утроенной болью.

— Я не хотела портить тебе вечер. Наш удивительный вечер. Но это сидит внутри, и мне надо освободиться. Иначе я задохнусь. — Ольга, помнится, перевела дыхание и продолжала:

— Со мной был разговор.

Он вновь ощутил, как весь напрягся в тот момент:

— И что?

—Ты должен оставить свою затею. Иначе не увидимся. И вообще…

Она положила голову на колени, обхватив их руками, и сразу отдалилась от него, почти исчезла. И тут он взвыл:

— С-суки! Они тебе угрожали!

Потом он кажется шагнул в темноту. Его ноги завязли в рыхлой сырой земле. Откуда-то, в тот тихий вечер, налетел ветер, раскрыл дверь и исчез. И снова услужливая память вернула ему, его слуху, вкрадчивую и какую-то обреченную речь Ольги:

— Напомнил про обязательства… Объяснили, что есть заключенные, которые могут на меня наброситься. Обещали освободить тебя если мы все прекратим.

Его голос прозвучал тогда отчаянно и резко:

— Ты им все рассказала?

— Хоть бы ты меня не мучил! Да, рассказала — устало проговорила Ольга. — Я и не заметила как. — Она нашла в темноте его руки и прижалась к ним лицом. Он и сейчас помнил это прикосновение. — Прости, но я не могу… Я боюсь. За дочку, за себя. Оставь их, пусть подавятся. Хочу тебя, жить с тобой. Спать каждую ночь в одной постели. Потом мы уедем. Все это забудется… навсегда вычеркнется, сотрется как сон… А сейчас пойдем в дом. Я замерзла. И не будем, говорить ни слова.

И здесь точка. Конец. Первое и последнее свидание каким-то непостижимым образом слилось в неуловимый сон и реальную как жизнь. Утром он уже был в «шизо». Нужно было искать выход. И Виктор решил — то, что предлагает ему Шакура — это судьба, это единственный путь к Ольге.

Контролер Саня Сбруев внимательно обшаривал раздевалку, не пропуская самой ветхой и грязной спецовки, в поисках денег, которые зэки иногда прятали в складках одежды, в потайных карманах или просто в сапогах. Его напарник тем временем проверял содержимое стволов и мусорных ящиков, зная, что зэки могут оставлять ценности в самых неприглядных местах. Сноровисто опоражнивая ящики в то время, как бригада была на обеде, напарник Сбруева дошел до углового стола, за которым работали жулики. Он открыл ящик со всякой дрянью, и вдруг лицо его прояснилось.

— Санька, — крикнул он Сбруеву, который ушел в созерцание тряпья, — ходь сюда, да шибче, а не то опоздаешь!

В голосе его сквозили ликующие нотки, и чуткие уши напарника сразу все уловили. Он бросил бессмысленный шмон и заторопился в цех, где его внимание сразу привлек раскрытый стол и что-то призывно поблескивающее в ящике.

— «Московская», — подчеркнул он и, запустив руку глубже в стол, вдруг нашарил небольшую плоскую четырехугольную банку. — «Ветчина югославская», — прочитал Сбруев довольно бегло.

Читать он умел, хотя и подолгу бывал без практики. От такого великолепия у обоих контролеров зажглись в глазах волчьи огоньки.

— Эх, хлеба нет, — вздохнул Саня, ловким движением сдергивая пробку. — Прямо здесь махнем, — спросил он и, недожидаясь согласия компаньона, разлил водку в два тут же найденных стакана. — До конца обеда еще полчаса. Мы еще и похавать успеем. Ну, поехали!

Они выпили почти одновременно, крякнули, помотали головами, заматерились.

— Открывай консерву, — прохрипел Саня и вдруг стал заваливаться, тщетно силясь уцепиться пальцами за край стола. Его напарник никак не мог помочь ему. Он, скорчившись, лежал на цементном полу, держась за живот и хрипя.

Виктор, наблюдающий за контролерами через окно, перепрыгнул с крыльца на лестницу черного хода и своим ключом, оставшимся со времен бригадирства, отпер заднюю дверь в раздевалку. За ним в помещение проскользнул Шакура, тщательно запер дверь на крюк и с помощью Виктора втащил обоих потерявших сознание прапоров в раздевалку.

— Водку вылей, — приказал Шакура Виктору, лихорадочно сдирая мундир с контролера и натягивая его на себя.

— Куда мы их денем? — спросил Виктор, когда, одетые в обмундирование солдат внутренней охраны, они выглянули тайком в окно — посмотреть, не видно ли кого-нибудь из солдат.

— Оставим здесь, — сказал Шакура, заклинивая замок с внешней стороны двери, — сами проснутся или их разбудят. У нас всего двадцать минут до смены караула. Проскочим, пускай находят этих, а если нет — обратно хода не будет. Нас забьют прямо на вахте.

Виктор кивнул. Весь расчет был на то, что в зоне одновременно находится более ста контролеров из роты охраны, которые ходили через вахту просто показав дежурному удостоверение. Караул все время менялся, и поэтому были шансы, что дежурные их не опознают.

Плац, как всегда во время обеда, был пуст. Они прошли по самой середине площади, казалось, пронизываемые десятками подозрительных взглядов, миновали штаб и подошли к нарядной. Старший нарядчик, бывший начальник строительного управления, отличался злобностью и невероятной памятью. Он хвастался тем, что знает в лицо все две тысячи зэков, и встречи с ним Виктор боялся больше, чем встречи со своим отрядом.