Месть смертника. Штрафбат - [27]

– Ну валяй.

– Значит, прилетает штурмовик. Весь такой ярко-голубой, с желтыми крыльями. Я вообще-то не стратег, но мне кажется, что фашисты зря навострились красить свои лаптежники под синичек. Думают, что мы совсем идиоты, синицу от «Юнкерса» не отличим, пока не какнет. Да хотя бы по крестам…

– Короче, твою мать! Прилетает самолет и что дальше?

– Дальше он прет себе по прямой… Вот не знаю, почему его не сбили. Это что же, любой может прилететь и бомбить?.. Ладно-ладно, это я так, между делом… Штурмовик над колонной понесся, представляешь? Там, конечно, переполох – кто стрелять, кто от бомб прятаться… А он себе прет дальше, в степь. Сел, говорят, там. К нему, конечно, наши подтянулись. Еще бы не подтянуться, такого павлина только слепой не заметил. А оттуда вываливается такой веселый здоровый мужик. Я, говорит, наш разведчик, капитан Сидоров моя фамилия.

– Сидоров? – оторопело спросил Белоконь. – Точно Сидоров?

– Ну, может, не Сидоров, какая разница? – сказал Алеша, поворачивая руль.

Они подъезжали к устроенным среди дубков и березок блиндажам. В этой части штаба сержант не бывал. Водитель продолжал разглагольствовать:

– Ты слушай дальше. Вытаскивает он из кабины немца – языка, мол, своим ходом пригнал. Такие дела. Капитану, наверно, орден дадут. Хотя связисты говорят, что немец бракованный попался, по-немецки не понимает. Долбит, как дятел, что он «парларе итальяно»… А все равно капитану надо орден. Если за такое не дают, то за что вообще дают?

– Это уж как командование решит. Не знаешь, где сейчас этот… Сидоров?

– Отчего не знать-то! – весело откликнулся Алеша. – Знаю. Он в Особом отделе байки травит.

– Ты же говоришь, что он герой! – сказал Белоконь укоризненно. – Отчего тогда веселишься?

– Ну ты, Вася, даешь! Даже героев проверять нужно. А если у него от фашистов задание, и все остальное – обманный маневр? Может такое быть? Может, Вася, время-то военное. Страшное время. Каждый может оказаться изменником и предателем… Все, приехали.

Машина остановилась. Со стороны пассажирской дверцы у грузовика выросли двое энкавэдэшников с автоматами на изготовку. Их дула смотрели прямо на Белоконя.

– Выходи из машины! – бросил один из них.

Белоконь обернулся к Алеше и посмотрел ему в глаза. Этого хватило. Сержант сжал зубы, кивнул и молча вылез.

– Бывай, Вася! – крикнул водитель.

Мотор взревел, грузовик стал сдавать назад.

– Сержант Василий Белоконь? – спросил старший энкавэдэшник. – Сдать оружие.

И Белоконь вручил особистам винтовку.

* * *

Сержанта завели в блиндаж и усадили на табуретку посреди комнаты. На этот раз табурет был настоящим, колода-плаха осталась в брошенном помещении за Доном. В остальном обстановка была такая же, как и прошлый блиндаж капитана госбезопасности: стол с бумагами, нары вдоль стены… Керженцев и его секретарь за столом, Лютиков на нарах.

Особисты выглядели усталыми. Однако Керженцев при виде нового задержанного заметно оживился.

– Наш старый знакомый! – воскликнул он, всплеснув руками. – Ну как диверсионная деятельность? Продвигается помаленьку?

Белоконь взглянул в его ненавистное лицо и с трудом разжал зубы:

– Никак нет.

– А по моим сведениям – продвигается, сержант. Можно сказать, идет полным ходом. Обнаглели вы, шпионы-диверсанты! Пользуетесь тем, что контрразведка загружена по самое не хочу. Грубо работаете, грубо. Возьмем вот твоего руководителя, Смирнова. Позер, ох, позер! Где же это видано – заявиться к нам на самолете с собственным пилотом. Даже ребенку понятно, что он был у немцев, передавал сведения о наших войсках, получал инструкции для всей вашей шпионской клики. Ну и почувствовал крылья за спиной, хе-хе. Наобещали ему фашисты с три короба, вот он так себя и ведет – еще бы, за ним же стоит Абвер! Это мы здесь, видишь ли, бумажки перекладываем, а они делают свое великое дело во имя фюрера! Тьфу!.. Так что прокололся твой начальник, основательно прокололся. Не сегодня, так завтра мы получим от него полный отчет об инструкциях – в том числе для тебя…

– Он не мой начальник.

– Вот как? Если не он, то кто?

– Капитан Чистяков.

– Чистяков, что за Чистяков… – сказал Керженцев и нарочито наморщил лоб. – Ах да, артиллерия! Он тоже фашистский резидент?

– Никак нет. Он командир стрелковой роты и формирующегося артдивизиона.

Капитан госбезопасности щелкнул портсигаром, достал папиросу и некоторое время разминал и продувал ее.

– Ну, хорошо, – наконец сказал он. – К этому любопытному вопросу мы еще вернемся. Здесь с моей стороны попустительство и даже халатность, признаю. Допросить бы тебя хорошенько, да поглубже… Но все времени нет. Ничего, ты свое обязательно получишь. Мы вашу шпионскую клику так не оставим. Есть у меня наметки поместить вас всех в другие условия и посмотреть, что вы тогда запоете. Много ли информации вам удастся собрать для Абвера… в этих интересных условиях. Так и сделаю, сержант, так и сделаю. У меня, конечно, душа болит, что ты сидишь здесь такой сытый и здоровый, враг всего, что дорого советскому человеку. Поработать бы с тобой денька три… а лучше – недельку… Тогда был бы толк. Но знаешь, по большому счету, все это мелочи, возня в песочнице. Особый отдел под моим руководством принесет куда больше пользы фронту, если я не буду распыляться на подобные вещи, если буду работать по площадям… Как думаешь?