Месть по-французски - [62]

Насколько Эллен помнила, попробовав тогда бренди, она долго хихикала, у нее кружилась голова, и даже на глазах выступили слезы. Ну и ладно. Она сделает пару глотков, не больше. Тони уже не раз слышал, как она хихикает.

Бренди обожгло ей горло, по всему телу разлилась приятная теплая слабость.

— Очень вкусно, — сказала она и вновь потянулась за фляжкой. Сделав еще один глоток, Эллен бросила быстрый взгляд на Тони: не хочет ли он сказать ей, что пора остановиться. Но он спокойно сидел, наблюдая за ней с невозмутимым выражением лица. «Ну и ладно», — решила Эллен и сделала третий глоток.

— А ты разве не будешь? — вежливо спросила она.

— А ты что, собираешься выпить все одна? — лениво отозвался он.

— Может, и так, — с достоинством произнесла Эллен.

Она сидела на кровати, растрепанная, уютно поджав под себя ноги в одних чулках. Ведь рядом не было никого, перед кем следовало соблюдать приличия, — разумеется, кроме респектабельного сэра Энтони Уилтон-Грининга, о чем она ему и сказала.

— Далась тебе эта моя респектабельность! — пробормотал он, ничуть не рассердившись. — Все время о ней твердишь.

У Эллен слегка кружилась голова, ей было тепло и уютно. На ней было достаточно скромное, по ее представлениям, хотя и яркое платье с пуговками до горла. Она расстегнула две верхние, вытянула на кровати длинные ноги и спросила:

— А разве ты не респектабельный?

— Да нет, пожалуй. У меня, конечно, есть представления о порядочности, но свои собственные, а не те, которые декларирует свет. Я делаю то, что мне нравится. — Он откинулся на спинку стула и, прищурившись, взглянул на нее.

— Мне бы тоже хотелось так жить, — грустно сказала Эллен, снова глотнув восхитительного бренди, и подняла руки к волосам. Она уже успела вытащить из них несколько шпилек, надо их совсем распустить, пусть сохнут. В конце концов, кроме Тони, здесь никого нет, а ему все равно. — Ты не возражаешь?

— Против чего?

— Чтобы я волосы распустила.

Ей было довольно трудно это сделать одной рукой, но вторая была занята фляжкой. Бинни так стянула ей волосы, что у нее целый день болела голова. Еще одна шпилька — и локоны шелковым каскадом рассыпались по ее плечам.

— Нисколько, — вежливо сказал Тони. — А куда ты положила шпильки?

— На кровать.

— Вот этого я боюсь! Наверное, мисс Биннерстон что-нибудь нашептала на них. Если я забудусь во сне и начну себя плохо вести, они оживут и набросятся на меня.

Эллен хихикнула:

— Сомневаюсь.

— В чем сомневаешься?

— И в том, что ты будешь плохо себя вести, и в том, что они оживут. С тобой я в полной безопасности, — сказала она со счастливой улыбкой и легла, все еще сжимая в руке фляжку.

Тони встал и подошел к ней, глядя на нее сверху вниз. Ей было не видно выражение его лица, но она его достаточно хорошо представляла: терпеливое, по-отцовски снисходительное.

— С тебя хватит, — сказал он, отбирая у нее фляжку. — Никогда не видел, чтобы кто-то пьянел так быстро.

Эллен хихикнула:

— Господи, как стыдно!

— Ну-ну, не притворяйся, — пробормотал Тони, встав на колени. — По-моему, ты абсолютно, совершенно бесстыдна.

«Это все бренди», — решила Эллен. Ей теперь было видно его лицо. Оно отнюдь не выражало отцовские чувства. Он смотрел на нее по-мужски властно, совершенно не походя на респектабельного джентльмена.

— Я сплю, — пробормотала она. — Не буди меня, когда ляжешь.

Тони молча разглядывал ее. Она крепко спала, дыхание ее было бесшумным, губы приоткрыты, великолепные ресницы подчеркивают белизну кожи. Тони знал, что на них в отличие от ресниц Карлотты Дивайн нет ни грамма краски. Она, его Эллен, была элементарно пьяна и спала, совершенно не беспокоясь о том, что может учинить с ней этот коленопреклоненный респектабельный джентльмен…

«Как долго она проспит?» — подумал Тони. Он встал и одним глотком осушил фляжку, ни капельки не пожалев о том, что в ней осталось так мало. В конце концов, он хотел познать вкус Эллен, а не бренди! Однако с этим, видимо, придется подождать.

Тони раздул огонь, и в комнате стало совсем тепло. Он не без труда стащил с себя камзол и развязал шейный платок. Когда он лег рядом с Эллен, она даже не шевельнулась.

Тони долго лежал не двигаясь и испытывал примерно то же, что испытывает голодный на праздничной трапезе, не зная, за какое блюдо ему вначале приняться. В конце концов он решил, что пусть им станут ее локоны, и пропустил сквозь пальцы одну мягкую роскошную прядь. Эллен, наверное, даже не представляет, как хороши ее волосы, иначе она бы не закручивала их в пучок.

Ему хотелось впивать ее в себя, дышать ею; хотелось заключить ее в объятия — и в сердце. Он хотел стать с ней единым целым.

Тони слегка коснулся ее губ своими. Эллен удовлетворенно вздохнула и пододвинулась поближе к нему. Он вновь поцеловал ее, уже более долгим поцелуем, а когда отстранился, она сонно запротестовала.

Какое-то время Тони не двигался. Он всегда считал, что у каждого мужчины должен быть определенный кодекс чести, и всю жизнь неукоснительно следовал ему. А сейчас с этим кодексом происходило что-то не то.

Скорее всего, на нем сказывается пагубное влияние Николаса Блэкторна. Он тут, на этой кровати, наверняка упражнялся с приятельницей Эллен, и над ней до сих пор витает запах греха.