Месть - [23]

― Успокоил, ― сказал я. ― Мне пора. Харви уже снова отвернулся к экрану.

Через десять минут я подкатил к «Техас-бару».

Окна бара были выкрашены в черный цвет, на котором ярко сияли неоновые логотипы «Будвайзера». Название заведения было выведено белыми печатными буквами на одном из зачерненных окон. Внутри «Техас» освещался вделанными в потолок светильниками и матово-желтыми угловыми бра. На желтых стенах во множестве висели бычьи рога и старые ружья. За тяжелыми круглыми столами из толстого дуба сидели строительные рабочие в касках, мусорщики, копы, пожарные, люди неопределенных занятий и несколько местных бизнесменов и деловых женщин, которые знали, что лучшие в городе гамбургеры подают здесь.

Берил Три и Эймс устроились за столиком в глубине, возле стойки. Эймс смотрел на дверь, а Берил сражалась с огромным чили-бургером. Эд Фэйринг, владелец и шеф-повар, беседовал с Эймсом. Эд носит большие пушистые усы и узкие галстуки с бирюзовой заколкой. Хотя он родился и был воспитан в добропорядочном районе Сакраменто, в Калифорнии, он настолько вжился в свою роль, что даже научился говорить с техасским акцентом. Возможно, он получал бы еще большее удовольствие, выставляя на улицу буянов, если бы их ждала там публичная казнь.

― Фонеска, ― сказал он, сердечно встряхивая мою руку. ― Как всегда, довольный.

― Как всегда, ― сказал я.

― Бургер и чили? Чили или бургер? Пиво?

― Большой бургер, жирный, с сыром, помидорами, без лука, ― сказал я, садясь. ― И пива, большую кружку.

― Не на свидание ли собрался? Ни лука, ни чили. Ты всегда брал чили с луком.

― Тебе бы сыщиком работать, Большой Эд, ― сказал я. Он любил, когда его называют Большой Эд.

Хозяин отошел, и я повернулся к Берил Три.

― Все в порядке, ― сказал Эймс. ― Я позвонил Фло, и она сказала, что будет нам очень рада.

Я кивнул и обратился к Берил:

― Миссис Три...

― Берил, ― поправила она.

― Хорошо, Берил. Я очень быстро перекушу, и мы отправимся к одной женщине, врачу, которая может знать, как найти Адель. Вы просто скажете ей, кто вы, почему вы ищете свою дочь, расскажете о своем муже, расскажете все. Если она попросит документы, покажите ей. Ее зовут Салли Поровски.

― Врач? Они что, думают, что Адель сошла с ума? Это Дуайт сошел с ума! ― Она оттолкнула от себя недоеденный гамбургер.

― Вашей дочери пришлось очень много пережить, ― продолжал я. ― Я подозреваю, что полиция, или суд, или ее школа могли обратиться за консультацией: мисс Поровски работает с детьми. Не только сумасшедшие нуждаются в помощи.

Она кивнула, хотя было видно, что я не убедил ее.

― После разговора с мисс Поровски мы с Эймсом отвезем вас в дом наших друзей, где ваш муж не найдет вас, ― сказал я.

― Если Дуайт станет искать, он меня найдет. Он мерзавец, но совсем не дурак. У него нюх, как у собаки, и острые зубы. Я думаю, он действительно решил со мной покончить. Если я не уеду, а вы не прекратите поиски, он сделает все, что сможет, чтобы убрать меня, а может быть, и вас.

Эд вернулся с дымящимся бургером и кружкой пива. Пена перетекала через край, так было принято. Я поблагодарил Эда, и он устремился к следующему столику такой походкой, будто всю свою жизнь провел в седле.

― Вы хотите, чтобы мы прекратили поиски? ― спросил я.

― Ни за что на свете, ― ответила она.

Эймс спокойно сидел в своем углу, сложив руки на коленях и продолжая смотреть на дверь. Я надеялся, что у него уже нет пистолета.

Бургер был великолепен: Эд украсил его рокфором и большим помидором.

Я допил пиво и встал.

― Вперед, ― сказал я, подражая Вильяму Холдену в «Дикой банде». Это очень подходило к обстановке. Но совсем не вязалось ни с моей внешностью, ни с моей сутью.

Джон Детчен сидел за столом дежурного, читая и разговаривая по телефону одновременно. Он узнал меня, улыбнулся и внимательно осмотрел Берил Три. Вероятно, ему приходилось видеть сотни таких, как она. Эймс ждал нас в машине. Я подумал, что, может быть, имело бы смысл спросить Детчена, знает ли он Джеффри Грина или кого-нибудь, кто может его знать. Сарасота ― небольшой город, и отыскать общину геев, если таковая имелась, наверняка не составит труда. Я подумал, что, пожалуй, все же не стоит спрашивать, по крайней мере сейчас, и провел Берил к лифту.

Она щелкала замком сумочки и смотрела прямо перед собой.

Когда дверь открылась и мы вошли в отделение по делам несовершеннолетних, в боксах было больше людей, чем утром. Они что-то записывали, звонили по телефону, женщины красили глаза. Салли Поровски, казалось, не сходила со своего места. Что бы это ни было, но встреча с ней зацепила во мне что-то очень серьезное, и я решил позвонить Энн Горовиц и попробовать разобраться с чувством, которое, скорее всего, было мне не нужно.

― Мистер?..

― Фонеска, ― напомнил я ей, огорченный тем, что она забыла мое имя, а еще больше тем, что это меня огорчило.

― Конечно, Фонеска. Извините, пожалуйста.

― Ничего. Это Берил Три, мать Адели.

Голос Салли Поровски был точно таким, каким я его запомнил. Музыкальный, чуть хрипловатый. Она встала, улыбаясь, протянула Берил руку и подвела ее к свободному стулу. Я стоял, немного отступив назад.