Месть фортуны. Дочь пахана - [2]

Задрыга вскоре поняла свое предназначение в малине и помогала набивать воровской общак золотом и деньгами.

Нет, фартовые не отступали от своего закона и клятв. Они не трясли жителей городов без разбору. Это — удел шпаны.

Законники не ковырялись в барахле, пропахшем нафталином. Они знали, кого трясти. И уж если провинился кто-то перед законниками, они умели его достать внезапно.

Капка помнила, как трясла малина ростовщиков, не плативших положняк, как вылавливала сутенеров, барух и барыг, как разделывалась с паханами шпановских малин, нарушивших воровские правила.

Задрыга с малолетства знала все законы, отличие своей «малины» от других, и никогда не нарушала то, чему ее учили законники.

Она не знала и не могла помнить, сколько раз фартовые пытались развязаться с нею. Случалось, ее хотели подкинуть к бездетным людям, Капка поднимала такой крик, что ее вскоре выносили из дома и оставляли на прежнем месте. Барухи ни за какие деньги не соглашались растить горластую, упрямую девчонку. А нянька детского приюта, едва приблизившись к орущему, вонючему свертку, зажала нос и поспешила от Задрыги без оглядки.

— От такой никому житья не будет! — продохнула на пороге испуганно и посоветовала никому не подходить к девчонке. Ту вскоре унесли фартовые. Их сердца не выдержали. Почувствовав знакомые руки и запахи, услышав «феню», успокоилась и Капка. Тут же уснула.

— Во, задрыга! Откуда у ней чутье? — удивились законники.

— Родная кровь! — прогремел пахан малины — Капкин отец.

Так и приклеилась к девчонке фартовая кликуха. Капка на нее не обижалась. У нее была — не из худших. Доводилось Задрыге слышать такие, от которых даже она — краснела. Воры не просто отличали друг друга по кликухам, ими метили как печатью, иногда до самой смерти.

Капка была малине обузой только поначалу, первые полгода. Потом к ней привыкли, а может, стерпелись. И, поскольку отделаться от Задрыги не удалось, жила у законников — их смехом и удачей, головной болью и страхом.

Она всему училась сама. Чтобы жить — нужно выжить, поняла Капка в свои полтора года, проснувшись поутру. Поняв, что фартовые оставили ее одну, огляделась, поползла к столу. Там выпила остатки вина и схватив кусок колбасы, долго мусолила его, пока не уснула до самого возвращения фартовых. Ходить она тоже научилась сама. И воры не удивлялись смелости и самостоятельности Задрыги. Она долго не решалась заговорить, словно копила запас слов. Внимательно слушала разговоры, серьезно, не по-детски взвешивая предстоящие взаимоотношения с каждым.

Она очень редко смеялась, почти никогда не радовалась Да и поводов к тому не было. Ее никто никогда не брал на руки, с нею редко говорили, никогда не жалели и не считались с Капкой, забывая, что девчонка — порождение малины, впитавшая в себя плоть и кровь фартовых. Она росла хитрой, хмурой, злой девчонкой, молчаливой и злопамятной.

Когда ей пошел третий год. кто-то из фартовых, забывшись, сел к столу на место Задрыги. Девчонка подошла молча сзади

Фартовый взвился под потолок, визжа и матерясь, ухватившись за задницу.

Капка сумела даже портки ему прокусить. И смотрела на

законника не моргая. Тот орал на Задрыгу, грозя ей всем на свете. Капка тогда впервые заговорила:

— Не базлай, падла! Будешь духариться — яйца оторву!

Услышав такой отпор от девчонки, фартовые хохотали до

слез, до колик в животах. И уже никто не рисковал сесть на Капкино место, знали: забывчивость будет наказана тут же.

Задрыга не терпела окриков, не прощала брани. Мстила за всякую обиду и чем старше становилась, тем злее, беспощаднее были ее выходки.

— Пора ее отвезти к Сивучу. Время пришло. Он ей мозги вправит в нужную степь. Этот кент всю фартовую «зелень» обучил. Никто не жаловался. И Задрыга уже выросла. Пусть у Сивуча побудет. Прикипится годиков на пять. Файная кентуха из нее получится. Там и воспитание, и образование обеспечено. Светской мамзелью станет! Сивуч не ударит харей в дерьмо. Все малины им довольны. Из шнырей и шестерок — из пацанов, знатных фартовых вырастил, — говорили отцу Капки. Тот вначале слушал молча. А потом — согласился.

— Одна беда впереди. Сивуч никогда не растил девок. Возьмется ли он? — вспомнил отец.

Сивуч согласился. Уговорили его законники, засыпав старого фартового пачками денег. Пообещали наведываться каждый месяц. И на следующий день привезли Капитолину в старый двухэтажный особняк на окраине Брянска.

Задрыге понравился дом, стоявший на отшибе от всех прочих. Сразу за ним начинался глухой лес. Здесь гасли все городские звуки и запахи. Тут было жутковато и грустно.

Здесь, поодаль от городского шума и посторонних глаз, жил удалясь от дел старый фартовый.

Сивуч, с этой кличкой он прожил почти всю свою жизнь, и теперь учил пацанов, натаскивал их для малин, получая за свои услуги на жизнь и хлеб.

Сивуч не стал откольником, а потому фартовые его не тронули, подарив за работу — жизнь.

Да и о каком фарте говорить, если из последней ходки — с Колымы, вернулся на костылях. Отказали обмороженные на трассе ноги. Врачи совсем было хотели ампутировать их, да Сивуч вовремя пришел в сознание, не согласился остаться без ног и, едва по досрочке оказался за воротами зоны, поехал на юг, к морю. Там, на горячем песке, провалявшись три месяца, научился передвигаться без сявок. Но бегать, а значит, линять, уже не мог. Такие в малинах — помеха. И законники стали коситься на Сивуча, пока тот не придумал выход.