Месть фортуны. Дочь пахана - [14]

Мальчишки лишь поначалу молча наблюдали за Задрыгой.

Та, поковырявшись в носу, тащила палец в рот и обсасывала его с причмокиванием, повизгиванием, что конфету. Почесываясь, ловила кого-то в голове, раздирая волосы всей пятерней. По-свинячьи чесала бока и спину об углы. Все это не вызывало эмоций у ребят. Смеяться начинали, когда, задрав ногу, Капка начинала обкусывать ногти с пальцев ног, потом, повалявшись с боку на бок, лезла пальцем в задницу. Чесала, ковырялась там, похрюкивая от наслаждения, закатывала глаза, высовывала язык от восторга. Потом тянула этот палец к носу. Долго его рассматривала, обнюхивала, лизала, даже не морщась.

Мальчишки хохотали до слез. К концу занятий все они всерьез верили, что Задрыга чокнутая.

Та, вдобавок ко всему, ловила себя за что-то на спине, злилась и хохотала совсем как дура. То начинала плясать.

словно в горячке, задирая ноги выше головы, то скручиваясь в спираль, то выгибала ноги в колесо, дергалась, плевалась, несла какую-то чушь. Брызгала слюной, строила дурацкие рожи пустоте.

— Кончай, Капка! Хватит трандой зелень дразнить! — обрывал Сивуч девчонку и прогонял пацанов.

Потом они лазили по деревьям, лестницам и шпагатам. Учились удерживать равновесие на тонкой жердочке, быстро и бесшумно спускались с крыши по тонкой веревке. По едва заметным выступам поднимались по стене дома опять на крышу и тем же путем опускались обратно во двор.

Сивуч учил их не бояться высоты, держаться на ней легко и свободно. Приучал часами лежать в земле. Научил нырять на большую глубину и проплывать, не показываясь на поверхности, значительные расстояния.

— Все это сегодня для будущих побегов! Из тюряг и ходок, — объяснял зелени. И та, понимая, сколь серьезно их будущее — не роптала.

Они умели переносить любую жару и холод. Проскакивали сквозь огонь костра, не опалив ничего и не обжегшись. Они умели отличить на слух все звуки и ориентировались ночью, как днем, даже в лесу.

Сивуч натаскивал их на все случаи нелегкой фартовой жизни. Он учил их драться свирепо и коротко, метать ножи без промаха.

В глухом подвале, похожем на бункер, учил стрелять. Пацаны с завязанными глазами умели собрать и разобрать любое оружие, прекрасно стреляли и метали на слух ножи. Они знали морзянку, умели шифровать и расшифровывать письма. Сивуч учил их бегать быстро и легко, как тень, перемахивать в прыжок через высокий забор. Показывал, как надо бесшумно, быстро и без порезов выдавить любое стекло, собраться в дорогу за минуту, переодеться в мгновение.

Фартовый заставлял «зелень» запоминать, как можно быстро поменять внешность с помощью нехитрых приспособлений. Учил, как сделать любую печать, подделать и выправить документы.

За годы жизни у фартового ребята постигли столько, что без помощи Сивуча не познали бы за три жизни. Он давал им столько, сколько почерпнул от жизни сам…

Все фартовые считали Сивуча кубышкой секретов. И нередко приходили к нему за советом.

Сивуч помогал им всегда Но сейчас расслабились законники. В доме фартового им хорошо.

Сивуч тоже расчувствовался. Рассказал ворам, как при

шли к нему представители гороно, пронюхавшие, что здесь в доме живут дети и не ходят в школу.

— Задрыге тогда семь зим было. С год как малина ее у меня приморила. Ну, а пацаны — постарше» Уж и не допру, где моя зелень засветилась. Только возникли с понтом. Замести хотели. В приют. Мол, ты — Сивуч — старый уголовник, От властей тебе веры нет. Отдавай детей! Покуда не попортил их вконец, — рассмеялся фартовый скрипуче.

— Как от них отмазался?

— Да запросто, как два пальца обоссал. Дал знак своим пацанам. Они усекли. Я их на тот случай уже подготовил. И коли я звал их во двор по имени, а не по кликухе — что-то смазалось и надо ломать комедь… Первой Задрыга нарисовалась. Она, как услышала про приют и школу — враз обоссалась. Рожу перекосила, землю грызть стала. Я ее давай успокаивать, темнить, что в приюте лафово, а она визжит, как свинья под пером. Ну, тут баба ихняя на помощь мне пришла. Хотела Задрыгу по кентелю погладить. Капка как хватила ее за руку, хуже собаки. Та аж через голову перевернулась, взвыла, и ходу от Задрыги. Та ногами, руками бьется. Истерику ломает. А тут пацаны вылезли. Все в гавне измазались. Сели на землю и Васька запел нашу «Кто сказал, что Федя лизожопый?» А Гильза — про Ваньку-холуя. И чтоб понятней было, штаны с себя сорвал и хреном играет. А он у него — по колено, как у пахана. Крутит им и заливается на весь белый свет, Зенки так по углам разогнал, ни дать ни взять — малахольный.

— Васек среди двора раком встал. И ну пердеть. Да так- громко, заливисто. С час вонял, покуда гости не смылись. Все удивлялись, как это я с ними управляюсь? Ведь дефективные! Таких, конечно, в приют нельзя. В школу — и тем паче. Их только привези, всю детвору матерным песням научат. Докажи потом комиссиям, что не сами научили ребят ругаться И все спрашивали, откуда они у меня взялись? Я и ответил, мол, оба пацана — мои, кровные, только вот мать меня с тюрьмы ждать не захотела. Детей в дурдом сдала под чужой фамилией. Да я их сыскал. Вот ращу нынче. Грехи замаливаю. Зачем своих детей, какие ни на есть, подкидышами делать? А Капку племянницей назвал. Мол, сестре тоже не повезло. Девку родила и померла. Мужик враз смылся. Я и забрал к себе — до кучи. Ращу, сколько сил есть, — закурил Сивуч.