Месть - [147]

Этот опыт поначалу дал такие прекрасные результаты, что многие исследователи впоследствии считали, что в это дело были вовлечены агенты исключительных способностей, за спиной которых скрывалась сложная и мощная организация. В действительности же участниками миссии были несколько простых экс-коммандос и агентов, обеспеченных деньгами и действовавших совершенно автономно.

Вопрос об отношении Мосада к Авнеру остается неясным. Если все известные нам факты верны, то может сложиться впечатление, что с ним поступили нечестно. Надо, однако, принять во внимание, что вряд ли можно из разведывательной организации уходить по своему желанию. И агент должен был это понимать. Может быть, Мосад имел право рассчитывать на высокую сознательность своего агента? Разве не подразумевалось, что агент соблюдает свои обязательства — повиноваться и продолжать службу, даже если она покажется ему незначительной или скучной? В ответ на отказ от задания, разве обвинить агента в нарушении, контракта так уж несправедливо?

Я не знаю ответа на эти вопросы, хотя и сочувствую Авнеру и понимаю мотивы его поведения и причины овладевшего им разочарования.

Должен тем не менее признать поведение Мосада достаточно либеральным, хотя бы потому, что диспут на эту тему вообще оказался возможным. Никогда, ни один агент КГБ ничего подобного себе позволить бы не мог. Во всяком случае, если предполагал выжить и рассказать свою историю.

И последнее. Целесообразно ли проводить операции по контртеррору? Была ли деятельность Авнера успешной или не оправдала себя?

Довольно распространенным стало мнение, что контртеррор не только не решает, но и не приближается к решению проблемы террора. Он ужесточает, а не смягчает все противоречия. Число террористических акций не уменьшается, а, наоборот, растет. Все эти соображения, по-видимому, верны. Через десять лет после Мюнхена, между августом 1980 года и ноябрем 1981-го зарегистрировано по меньшей мере двадцать актов террора, совершенных арафатовским «Аль-Фатахом», организацией Абу Нидала «Черный июнь», «Сайкой», «Народным фронтом» Жоржа Хабаша и группой «Движение 15 мая за освобождение Палестины».

Тридцать шесть человек погибли, сотни ранены — в Париже, Бейруте, Найроби, Каире, Буэнос-Айресе, Стамбуле, Вене, Афинах, Антверпене и Риме. Мне представляется, что вопрос о целесообразности контртеррора нельзя решать на основе подобных соображений.

На мой взгляд, военные столкновения никогда ничего не решали. Разве что такие победы, как при Ватерлоо. Да и такая победа в сущности только отодвигает решение наболевших вопросов на одно-два поколения.

Современная карта мира создавалась не карандашом, а оружием. Ни один пограничный спор не был решен мирным путем. Граница устанавливалась в результате военной победы одной из сторон или полного истощения другой. Иногда мирное соглашение навязывалось силой извне. Воинственные настроения существуют и сейчас. У современных государств нет иного выхода, как продолжать повседневную борьбу независимо от того, решает каждая такая битва проблему или нет. Прекратить в этих условиях борьбу означает только одно — сдачу и порабощение. Старые государства призывают более молодые к сдержанности, считая, что таким образом они отстаивают моральные принципы. При этом они забывают, что их собственные границы создавались их предками в кровопролитных сражениях. Если бы в свое время эти предки руководствовались бы принципами, проповедуемыми современными правительствами этих стран, то, вероятно, нынче они вообще бы не существовали.

Из всего сказанного не следует, что не существует правил ведения войн. Но речь не о том.

С точки зрения моральных норм существует различие между контртеррором и террором, точно так же как оно существует между военными операциями и военными преступлениями. Стандартные этические нормы существуют. Терроризм в них не укладывается. А контртерроризм этим нормам соответствует.

Можно утверждать, что права палестинцев не менее важны, чем права израильтян. Но никак нельзя утверждать, что акты террора так же оправданы, как акты борьбы с террором.

В конечном счете необходимость с моральной и практической точки зрения вести борьбу с террором обоснована тем, что вредно и аморально ее не вести.

По поводу одной полемики

В связи с выходом в свет в 1984 г. первого издания моей книги в Канаде, в Англии, в Соединенных Штатах и в некоторых других странах возникли споры, которые в основном затрагивают три вопроса.

1. Действительно ли то, что описано в «Мести», является отчетом об антитеррористической миссии, организованной Израилем?

2. Прибегал ли Мосад с согласия своего правительства к таким методам, т. е. были ли созданы Мосадом специальные группы с заданием уничтожить главных террористов?

3. Не является ли пропагандой чистой воды утверждение, что Советский Союз оказывает поддержку — непосредственно или косвенно — международным террористическим группам?

Вопрос, сформулированный в пункте три, варьировался в выступлениях новых левых. Можно ли, например, применять термин «терроризм», когда речь идет о «вооруженной борьбе за национальное освобождение», или о таких непарламентских движениях, как ООП, ИРА, итальянские «Красные бригады»? Ведь об армиях и полиции, которые способны и убивать, и калечить невинных людей, никогда так не говорят? Одним словом, почему в моей книге федаины из ООП — «террористы», а израильские агенты — «антитеррористы»?