Месть - [145]

На мой взгляд, его выбор профессии был связан с особенностями его характера. По своей природе он человек авантюрного склада и для внутреннего равновесия элемент опасности в жизни был ему просто необходим. (Среди людей, близких ему по характеру, встречаются парашютисты, гонщики, альпинисты и т. п.) К тому же Авнер был честолюбив, а других способов себя проявить не видел — особых талантов или способностей в какой-либо конкретной области у него не было.

Человек, который создан, чтобы выделяться из толпы, человек, которому необходимо жить в обстановке постоянного напряжения или опасности, чтобы обрести душевное равновесие, не теряет этих качеств даже если в силу обстоятельств вынужден изменить образ жизни. Иногда случается, что он теряет мужество и веру в свое дело. Если это чувство возникает в очень молодом возрасте, оно становится еще более острым.

Что касается Авнера, то его стремление рассказать обо всем пережитом, на мой взгляд, объясняется главным образом потребностью пережить все заново. Он уверяет, что никогда не испытывал личной ненависти по отношению к людям, которых убил сам или помог убить. Но и сейчас считает, что их физическое уничтожение было вопросом чести и диктовалось необходимостью.

Он настаивает на том, что решение организовать его группу и направить ее в Европу для осуществления определенного плана мести было и справедливым, и целесообразным. По первому пункту у него вообще нет никаких сомнений. Насколько же целесообразной в действительности оказалась их миссия, он судить не берётся.

Рассказывая о своей работе, Авнер отдает отчет в том, что его группе не удалось ликвидировать терроризм как таковой или хотя бы способствовать уменьшению напряженности и ненависти в мире. С другой стороны, он убежден, что, не будь уничтожены Звайтер, Хамшари, аль-Кубаиси и другие, число жертв террористов и в Израиле, и в Западной Европе было бы в семидесятых годах значительно большим.

Он сожалеет о том, что в Швейцарии и в Испании им пришлось стрелять в молодых федаинов, рядовых солдат, но считает, что в обоих случаях у них не было другого выхода. Что касается казни женщины-убийцы из Голландии, то он в ней не раскаивается. Более того. Если бы Жаннет удалось ускользнуть тогда, он готов был бы искать ее даже сейчас. Сам, по своей инициативе.

Потерю своих товарищей Авнер переживает чрезвычайно тяжело до сих пор. Рассказывая об этом, он с трудом удерживался от слез, но себя виноватым в их гибели не считал и не считает. Если у него и возникают сомнения, то только в связи со смертью Карла. Тогдашнее его нежелание оказывать давление на человека, который был старше его и опытнее и которого он к тому же глубоко уважал, могло помешать ему, руководителю, принять правильное решение. Тем не менее, по его словам, ни Мосад, ни его товарищи не возлагали на него ответственности за гибель Карла.

Он был всего лишь номинальным руководителем группы, состоящей из специалистов высокого класса. В его обязанности не входил контроль за их частной жизнью. Он понимал, что всего лишь первый среди равных. Даже разработка планов операций во время миссии не была его прерогативой. Никогда ничего они не предпринимали по его личному распоряжению, как это практиковалось в армии. Решения принимались после обсуждения, в котором участвовали все.

Патриотические чувства по отношению к Израилю он испытывает по-прежнему. И это, несмотря на то что чувствует себя обиженным. Уверенности в честности израильской правящей элиты, состоящей, по его мнению, из галицийцев, у него больше нет. Он считает, что эта элита требует абсолютной лояльности по отношению к собственным действиям, не будучи, однако, лояльна по отношению к народу. С его точки зрения, она цинично эксплуатирует преданность и патриотический энтузиазм молодежи, не считаясь с ее интересами и мнениями.

Однако, какой бы конфликт с участием Израиля Авнер ни рассматривал, будь то в прошлом или в настоящем, — он неизменно становится на сторону Израиля. Он всегда со своей страной. При этом он даже допускает, что правящая элита, которую он так не любит, действует в соответствии с патриотическим долгом, но эти действия, по его мнению, осуществляются жестокими методами, а порой с мыслью о собственной выгоде, которая не всегда соответствует интересам Израиля.

Впрочем, Авнер допускает, что вообще все государственные учреждения, занятые разведывательной деятельностью, циничны и жестоки по отношению как к своим сотрудникам, так и к посторонним людям.

Но в тех редких случаях, когда ему снятся кошмары, это прежде всего сцены из его жизни в кибуце, а не эпизоды, связанные с армией, Войной Судного дня или его работой в Европе.

Вокруг секретных разведывательных агентств типа КГБ, ЦРУ и особенно Мосада создано немало мифов. Мы к этому привыкли. И, естественно, возникает вопрос, почему такую необычную операцию был призван возглавить в сущности обычный человек? Помимо мифов, наши представления питаются еще и литературными образами суперагентов — Джеймса Бонда и Смайли, например, которые были явно личностями неординарными. Понятно, конечно, что литературный тип агента, наделенного способностями Макиавелли и рыцарскими доблестями короля Артура, — не что иное, как художественный вымысел. Однако, встречаясь в реальной жизни с человеком, который выполняет функции Джеймса Бонда, мы чувствуем себя обманутыми, если он не обладает его достоинствами.