Мессия очищает диск - [140]

Надо быть истинным ревнителем Чжунго, чтобы настоять на своем перед лицом сурового патриарха Хой Фу и отправиться плечом к плечу с клеймеными монахами-воителями в абсолютно неизвестный для юного монашка мир!

Страсть Фэна звалась патриотизмом.

Невероятной, неистовой любовью к родине.

Перекусить вражеское копье, получив жестокий удар в рот, и после этого не упасть замертво, а растерзать копейщика и кинуться в одиночку на полчища врагов… я не слышал подобного даже в песнях о подвигах седой древности!

И когда тяжело раненный служка после первого же сражения был возвращен в обитель – сжигавший его огонь более не находил выхода. Пламя грозило пожрать мечущегося на ложе Фэна, но закаленный клинок нелегко расплавить; в бушующем горниле любовь к отечеству и сокровенная сущность юного монаха срослись воедино.

Как волнистый узор переплетения стальных полос намертво впечатывается в тело меча.

Он ощутил себя Поднебесной; он сошел с ума.

Вспышка Просветления-У не дала мне рассмотреть, как именно это произошло. Но я глубоко убежден: однажды ночью, скорее всего грозовой ночью, юноша-инок с похожим на беса лицом встал с постели. В бреду, обессиленный, еще не полностью пришедший в себя после ранения, он самовольно открыл дверь Лабиринта Манекенов и встал на пороге.

Что мерещилось ему в этот миг?

Что впереди – проклятое сражение у озера Желтого Дракона? Что деревянные манекены – это ненавистные варвары-монголы, только теперь все произойдет совсем иначе? Что каждый его удар отбрасывает врагов на север, все дальше от границ империи?! Как бы то ни было, он прошел через Лабиринт – вернувшись через ту же дверь, в какую вошел! – и его руки легли на обод Колеса Закона.

Карма приняла патриота-безумца.

Я не знаю – почему; но было так.

С этого часа дела Поднебесной пошли на лад. Шестеро монахов превратили армию «красных повязок» в армию опытных воинов, и никто не задумался: можно ли за столь короткий срок человеческими методами вшестером обучить многотысячное войско?! Волна внезапных предательств подорвала династию Юань, и Пекин был очищен от монгольских ставленников, но победителям не пришло в голову: почему этого не произошло раньше?! Монахи-воители стали сановниками при дворе, даже не подумав отказаться от чина и вернуться в родную обитель, – что двигало «ушедшими от мира», когда они тонули в болоте мирской суеты?! И в самом скором времени Шаолинь стал означать для ханьцев чуть ли не единственную опору государства.

А в Лабиринте все гулял по ночам странный урод, все сражался с деревянными манекенами… для него война еще не кончилась.

С одной стороны, последние пятьдесят с лишним лет и впрямь были благоприятны для империи – расцвет ремесел и торговли, великие морские плавания, наладились связи с сопредельными державами, отстроились города…

Любовь к отчизне расцветала пышным цветом; но завязь цветка крылась в темных глубинах Лабиринта Манекенов, а корни высасывали последние капли влаги.

Карма не может любить или не любить Поднебесную.

Приняв в себя безумца, Закон начал сходить с ума.

Фэн требовал – то есть часть самого Закона требовала! – и лазутчики Кармы на миг возрождались в безобиднейших людях, дабы предотвратить неслучившееся. Я не знаю, сколько возможных мятежей было предотвращено, я не знаю, отчего умирали те или иные сановники и простолюдины, сколько было уничтожено любимых собачек и тигровых орхидей… я и не могу знать этого.

Карма лелеяла государство; сумасшедшая нянька качала колыбель, ударяя ею о стены.

И все больше сходила с ума.

«Безумие Будды», встающие мертвецы, беспорядок в перерождениях, оборотни и демоны, надвигающийся конец света – итог безумств Закона.

Чтобы выжить, Закону пришлось схватиться с собственной частью, помешанной на патриотизме; нож лекаря вторгся в собственное тело, и клейменые руки прошлых жизней оказались в одновременной власти противоборствующих сторон.

Тигр схватился с драконом, не понимая, что делает.

Недаром для противовеса безумцу-повару Закону пришлось путем «Безумия Будды» убрать императора Юн Лэ и посадить на трон государя-безумца Хун Ци! Два диска с иероглифами «цзин» и «жань»; один из белой яшмы, второй из полированного дерева… И не случайно первым деянием государя было уничтожение шаолиньских монахов в Столице, вторым же шагом стал приказ двинуть войска на Шаолинь! Полагаю, Карма не различает отдельных людей – для нее сейчас очагом внутреннего разлада является вся обитель; вернее, все монахи с почетным клеймом на предплечьях и все иноки, близкие к этому.

Однако: неужто одной песчинки хватило, чтобы заклинить Колесо Закона, и неужели одного монастырского повара оказалось достаточно для болезни Кармы?!

И ответ выскальзывает из рук.

5

…Преподобный Бань остановился у стены и долго смотрел на нее, словно там висел пейзаж работы великого художника или это была стена, которую девять лет созерцал великий Бодхидхарма.

– Когда твою голову выставляют на бамбуковом колу для обозрения зеваками, – тихо сказал монах, – это очень помогает отрешиться от суеты и по-другому взглянуть на собственные поступки. Впрочем, я не стал бы советовать многим идти этим путем.