Мертвый Штиль - [4]

Вова любил фильмы про войну. Про бандитов тоже любил, но про войну интереснее. Там часто казнили кого-нибудь. Вова любил очень, когда вешают. Если в фильме вешали, он шел смотреть еще раз. Садился в заднем ряду и дрочил, а дома переодевался. Если вешали молодого мужика, Вова потом не спал. Дома он надевал петлю и становился перед зеркалом. Кончать старался чтобы в кулак, чтобы не запачкаться.

— Классный фильм. — Сказал Костя. — Махаются прикольно.

— Махачи — ништяк. — Андрей согласился. — Дуло, только, брать не надо было.

…Они сидели и пили пиво в грязной закусочной. Вова смотрел на Костю, и ему трудно было оторваться. Очень белая и очень нежная у Кости шея. Жалко, что Костя не девчонка. Или, что Вова не девчонка. Тоже бы было прикольно.

Он и сам знал, что дуло лучше не брать. Знал, что это — зона. Но как быть? Вова — главный. Он таким родился. Главным родился. И надо доказывать, что ты главный. Если не главный, если как все, то жить тяжело. Тяжело быть, как все. Иногда Вове казалось, что он не лучше, а хуже других. И тогда он хотел доказывать, что это не так. Быть как все не мог. Или лучше, или хуже. Вова хотел быть лучше.

Отец у Вовы — большая шишка. Он — директор фабрики в Москве. Поэтому Вова знает, что тюрьма не для него. Тюрьма — для простых людей. Но от отца попадет. Отец строгий. Еще в детстве он наказывал Вову скакалкой за то, что Вова мочил постель. А один раз выбил кулаком зуб. Тоже за мокрую постель. Он и сейчас берет в руки скакалку — когда не по его.

Раз отец дал Вове так, что Вова час лежал без сознания. Его разбудил врач „скорой помощи“.

А еще у Вовы мечта. Когда он станет уже совсем взрослым, он задушит отца. Скакалкой. И повесит в уборной. На скакалке. Все подумают самоубийство.

3. Расправа.

В один из дней всех гнали в баню. Толпой. Для Димы это мучение. Столько голых пацанов сразу. Между ног твердеет. А что-нибудь с этим сделать тяжело. Надо отворачиваться. Сильно о чем-нибудь думать. И не смотреть. Не смотреть. Не смотреть. Не смотреть. Ведь, вдруг, кто заметит? Вдруг, кто догадается?..

Девочки Диму интересуют мало. Может, и не интересуют. Просто, это он сам себя так убедил. Девочки — это чисто, это романтично. Это красиво. И очень скучно. Как „Евгений Онегин“ в школе. Пацаны — грязно. Но грязь приятная такая. Особенная грязь. Дима чувствует, как это мерзкое-ласковое поднимается, греет и кожу и внутри.

И не хочется расставаться с грязью. Грязь поглощает, проглатывает. Тебя, человека, уже нет. Только грязь. Хорошая. Добрая грязь.

…Когда баня закончилась, Дима сразу в туалет — отдохнуть, отвести душу. И в глазах голые, без одежды, дразнящие, манящие к себе пацаны…

Сбросив напряг, Дима идет по коридору. Теперь уже его давит ненависть. Хочется убить этих пацанов. Всех. Особенно — того, из другого отряда, с большой попой и мягкими девчоночьими руками… Зачем они его мучают?

А в голове нож. Тот нож, который показывал Костя. Если сказать вожатому Жоре? Жора — грузин. Он матюкается, курит и, когда сердитый, бьет кулаком в ухо… Но Диме тогда не жить. Костя замочит. Хотя… нет, подумают на Таню. Она тоже видела нож… Лучше не надо. Лучше пойти и поесть груш. Лучше, чтобы тихо. Так спокойнее.

Но Жора уже идет навстречу. Вид у него злой. Смотрит вниз.

— Жора! — Сказал Дима. — У Кости нож, финка. Здоровенная. Я видел седня.

Жора остановился.

— Какая финка? У какого Кости?

— Кости из нашего отряда.

Жора подумал. Потом скривился.

— Костян? Финку принес? Я ему в жопу эту финку засуну.

Он повернулся и пошел.

— Жора!

— Че?

Дима побежал за ним.

— Не говори Косте! Он меня убьет! Он обещал убить, если скажу про нож.

— Это я его убью.

Жора даже не повернулся.

— Пожалуйста, пожалуйста, не говори! Я очень тебя прошу.

Дима от страха сморщился.

— Пожалуста, не говори!

— Ладно, иди.

— Не скажешь, не скажешь?

Жора шел быстро, Дима еле поспевал.

— Иди, ладно.

— Не скажешь, ты не скажешь?

— Иди, не скажу.

Дима отстал. Жору он бы тоже убил. Сука он, морда грузинская.

Потом вышел из здания. Спрятался в угол, где нет никого и поднял камень с земли. Под камнем обычно разная живность — червяки, мокрицы. Червяков интересно казнить — вешать на нитке, а мокриц закалывать. Мокрица, в которую воткнули палочку, вздыхает от удовольствия и умирает быстро. А червяк повешенный долго радуется и извивается долго. Очень красиво.

— Костян!

Костя вздрогнул. Жора подошел и быстро его ощупал. Вытащил финку. Оглушил подзатыльником. Таким мощным, что у Кости аж зубы скрипнули, и в глазах темно стало.

— Запомни, козел, — сказал Жора. — Блатовать дома будешь. Тут я блатую. Понял, петух?

У Кости аж слезы появились от ненависти. Он отошел немного. Тихо сказал:

— Выслежу ночью и на нож посажу.

Жора дал ему со всей дури. Костя чуть не упал. Жора схватил его за ухо с силой крутанул. Кровь потекла по пальцам.

— Слушай, говнюк, — сказал Жора. — В прошлом году был тут один. Блатной. Мы его словили, отвезли вчетвером на хату и в жопу сунули по очереди. Хочешь попробовать? Сразу тихим станешь.

Он отпустил ухо. Вытер об Костю пальцы и ушел.

— Это Танька стукнула. Точно она. — Сказала Лена.

Лена — девчонка из другого отряда. Она девчонка Кости.