Мертвый шар - [2]
Вот, к примеру, Апраксин рынок, обычно торгующий всякой дрянью, превратился в одну большую кухню. Давно не мытые бабы чистят горы ягод и, не окропив водой, бросают в котлы, никогда не знавшие мыла и скребка. Мешают варенье первой попавшейся под руку палкой, а что там в таз упадет, муха или сопля, уж как придется. И вот такое народное произведение ушлые торговцы скупают прямо с огня, разливают в фунтовые банки, в которых честно помещается три четверти фунта, клеят фасонные этикетки и нагло требуют по тридцати копеек за штуку. Какова дерзость!
Но что поделать петербургскому обывателю: набирает эту сладкую отраву и еще благодарит. А что прикажете: остаться на зиму без варенья? Ведь настоящего – киевского, самого лучшего и душистого – днем с огнем не найти, по какой-то таинственной причине нет его привоза в столицу, нет, и все. Кондитерское варенье, что изготовляют фабрики, конечно, прекрасно, но цена в горло не лезет. А закупать паточно-глицериновую бурду ягодных маклаков – откровенно страшно. Вот и довольствуется петербуржец-квартирант тем, что предлагают рынки. И что любопытно: травятся не так уж часто. Да и то зимой. Может, желудок петербуржца научился переваривать камни? Или привыкли ко всему.
Впрочем, обитателям одноэтажного, но каменного особняка, потонувшего в зелени Крестовского острова, не грозило коротать зиму без варенья. Счастливо расположенный еще в черте города, но уже как бы вне ее, домик имел задний двор, на котором возвышался кирпичный очаг, покрытый прочерневшей жестянкой, на которой удобно поместился медный тазик с массивной ручкой, мило побулькивающий и изливающий в окружающую среду аромат кипящего крыжовника. Тут же имелся главный секрет вкусного варенья: кухарка, умеющая его варить. Девица в простом платье и замызганном переднике неторопливо водила деревянной ложкой по маршруту, в котором «s» переплывала в «z». Выждав одну ей известную минуту, приподняла тазик и хорошенько встряхнула. Варево сдобно чмокнуло и расплылось в полном удовольствии. Готово, можно снимать.
Неся посудину двумя руками, все-таки тяжесть, кухарка направилась к ближайшему четырехногому сооружению, в котором меткий глаз распознал бы старый бильярдный стол. Но глаз должен быть метким. Всю поверхность дырявого сукна покрывала батарея пол-литровых баночек, ожидающих варенья, на тарелках грудились стопки бычьих пузырей, промытых и готовых к закупорке, а также восковые бумажки и кружки, пропитанные ромом, которые следует класть под пузырь. Тут же помещались тазики, ожидавшие огня, в которых по киевской методе ягоды пересыпаны мелким сахаром (на 800 граммов – 400, при варке добавить ложку воды). Рядом с горкой крыжовника собственного урожая возвышались холмики из малины и брусники, сторгованные по грабительской цене у приходящей береи.
Разгоряченный тазик подтолкнул ожидающих собратьев боком и разместился на столе, добавляя когда-то зеленой материи бурый след ожога. Как полагается, обтерев руки об себя, кухарка примерилась к тазику с малиной и уже взялась было за рукоятку, но тут взгляд ее, замутненный кухонной повинностью такого раннего часа, что другие и щеки от подушки не оторвали, вдруг узрел нечто неподобающее на розоватом поле сахара. Поморгав, понадеялась она, что внезапное помутнение схлынет, но немыслимая добавка и не думала исчезать. Напротив: смотрела нагло и прямо.
Не имея характера столько крепкого, чтобы встречать неожиданность мужественно, кухарка отбросила тазик подальше, результатом чего раскололись три банки, задела торчащую ручку, так, что горячее содержимое опрокинулось в траву, и, поскальзываясь в варенье, попятилась, уже не владея собой.
Тишину спящего особняка прорезал такой надрывный и жалостливый вопль, что занавески в открытых окнах подернулись рябью. Наконец, потеряв равновесие, кухарка шмякнулась оземь и залилась пронзительной трелью, какой не постыдился бы паровозный гудок.
Печальное одиночество ее не было долгим. Из дома довольно шустро выскочила пожилая дама. Чтобы заткнуть источник противного звука, прикрикнула, что на кухарку не произвело впечатления никакого. Кричать она не перестала, только уставила палец в пространство. Не найдя ничего заслуживающего столь гадкого визга, дама в ночном облачении высказалась строго о манерах прислуги.
Воздух в легких как раз удачно истощился, и кухарка смогла наконец издать нечто хрюкающее, в котором различалось слово «таз». Дама шагнула к столу решительно, но, рассмотрев, что водрузилось на сахарке, бросилась в дом, как видно за подмогой. Кухарка же осталась пребывать в луже варенья.
2
Искушение слишком навязчиво. В открытое окно проникали непрошеные орды и бесцеремонно располагались в кабинете. Впереди шествовали ароматы малины, ощущался тонкий, но значительный мотив черники, напористо и нагло напирал вихрь смородины, а за ним не отставали крыжовенный, брусничный, кажется, сливовый и даже айвовый. Нет, правда, айва. И откуда взялась? Наверное, привозная, сладкая, медовая…
