Мертвый отец - [9]
Хоккей, сказал Мертвый Отец. Гоняться по всему полю за этой круглой твердой штучкой. Развивает мышцы бедер. Превыше желаемого — иногда.
Томас дернул за трос. Мертвый Отец рухнул. Джули и Эмма подняли его.
Здоровенные узловатые пучки бедренных мышц, как блюдо красных пустых панцирей от омаров, сказал Мертвый Отец, так себе и представляю. Антиэстетично. Прискорбно видеть в двенадцатилетке.
Я писал, чтоб она не увлекалась им чрезмерно, сказал Томас, через плечо.
Ты зачем его терпишь? сказал Джули Мертвый Отец. Мальчишка. Новорожденный. Слабак. Вероятно, и пуговку еще не отыскал.
Отыскал, сказала она.
Крупная? спросил Мертвый Отец.
Довольно-таки.
Нежно-красная?
Нежная вполне.
Можно посмотреть?
Ох как я от тебя устала! воскликнула Джули.
Она воздела руки с кулаками на концах.
А я от тебя не устал, сказал Мертвый Отец.
Круто тебе не повезло, сказала она. А не мне круто не повезло. Тебе. Крутись-ка.
Сиська, сказал Мертвый Отец. А соснуть?
Ты уму непостижим.
Томас вернулся к Мертвому Отцу и резко двинул его в лоб.
Мертвый Отец сказал: Это чертовски неприятно!
Затем: Был бы я снова собой!
Продвигаемся успешно, сказал Томас.
Когда я весь обольюсь его великим желтым электричеством, сказал Мертвый Отец, тогда и воспряну к жизни.
Слишком многого лучше не предвкушать, сказал Томас, а то возможности растрясаются.
Возможности! Но ведь Руно же — не просто возможность?
Это превосходная возможность, быстро сказала Джули. Чудесная возможность.
Вы заметили погоду? спросил Томас.
Все повернулись высмотреть погоду.
Хорошая погода, сказала Джули. Великолепная погода.
Весьма приятственный денек, отметила Эмма.
Приятный день, сказал Мертвый Отец.
До крайности приятный, сказал Томас.
Вот почти в такой же день, сказал Мертвый Отец, я и породил Бильярдный Стол Балламбангджанга[22].
Чего?
Довольно занимательная байка, сказал Мертвый Отец, и я ее вам теперь изложу. Меня охмурила внешность некой девы, девы с волосами, что как вороново крыло...
Он посмотрел на Джули, чья рука забрела ей в темные, темные волосы.
Врановласой девы великой красы. Звали ее Тулла. Я слал ей много подарков. Машинки большей частью, машина для штамповки ее имени на полосках пластика, машина для извлеченья скрепок из документов, машина для укорачивания ногтей, машина для разглаживания морщин на ткани при помощи пара. Ну и она эти дары принимала, без хлопот, а вот меня самого презирала. А я, как можете вообразить, не слишком расположен презираться. Я к такому не привык. Во владеньях моих такого не случается, но она, к несчастью, жила сразу за границей округа. Презираться — такое мне совсем не по нраву. Вообще-то у меня к этому делу положительная неприязнь. И вот я обратился в стрижку...
Стрижа? спросила Джули.
Стрижку, сказал Мертвый Отец. Я обратился в стрижку и разместился на голове члена моей свиты, вполне пригожего молодого человека, моложе меня, моложе меня и глупей, это само собой разумеется, но все ж не обделенного неким грубым шармом, хоть и лысого, как мочевой пузырь из лярда, а как следствие — несколько застенчивого в присутствии дам. Применяя длинные текучие бакенбарды, как некоторые управляют конем при посредстве колен...
Всадник по-прежнему едет за нами, отметил Томас. Интересно, зачем.
...я направил его легким галопом в сторону прелестной Туллы, продолжал Мертвый Отец. До того превосходна была стрижка, иначе сказать, я, соединенная с его неуклюжею юностью, за кою я его не виню, что Тулла уступила, не сходя с места. Представьте себе. Первая ночь. Мал-мала идеала. При подступе к сути я обратил себя обратно в себя (исчезнувши пажа), и мы с нею вдвоем поглядели друг на друга и остались довольны. Вместе мы провели много ночей, все рёвораторные и исполненные яростной радости. Я с нею породил в ночи покерную фишку, кассовый аппарат, соковыжималку, казу, резиновый крендель, часы с кукушкой, цепочку для ключей, копилку для мелочи, пантограф, трубку для мыльных пузырей, боксерскую грушу, как тяжелую, так и легкую, пресс-папье, пипетку для носа, карликовую Библию, жетон для игрального автомата и множество иных полезных и человечных артефактов культуры, равно как и несколько тысяч детей обыкновенной разновидности. Также я породил с нею различные институции, полезные и человечные, как то: кредитный союз, приют для собак и парапсихологию. Еще породил я разные царства и территории, все — превосходящие наличное местностью, климатологией, законодательством и обычаями. Я перестарался, но я ж был безумно, безумно влюблен и больше ничего в свое оправданье сказать не могу. То был весьма творческий период, но дорогая моя, выродивши все это изобилье даже не пикнув и без единого упрека, наконец родами скончалась. В моих, разумеется, объятьях. Последними ее словами стали «хорошего понемножку, Папик». Я был безутешен и, подстрекаемый словно бы бесом, спустился в преисподнюю, тщась вернуть Туллу себе.
Нашел я там ее, сказал Мертвый Отец, после многих приключений, повествовать о коих слишком скучно. Найти-то нашел, но она отказалась со мною возвращаться, ибо уже вкусила пищи-ада и прониклась к ней, та вызывает привыкание. За нею надзирало восемь громов, паривших над нею и подносивших ей что ни вечер еще больше адских деликатесов, мало того, надзирали за нею еще и безобразы-ада, что накинулись на меня целыми меренгами профитроллей и шокоадов и вознамерились меня отогнать. Но я скинул одеянья свои и швырнул их в безобразов-ада, одно одеянье за другим, и когда каждое одеянье мое касалось хоть-чуть- чуть такого безобраза-ада, тот съеживался до выдоха пара. Никак не мог я там оставаться, незачем там было оставаться, она стала их.
Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
– Во мне так и не развился вкус к бомбежкам мирного населения, – сказал король. – Выглядит нарушением общественного договора. Мы обязаны вести войну, а народ – за нее расплачиваться.Советский Союз и Америка еще не вступили во Вторую мировую войну, поэтому защищать Европу от фашистских орд выпало на долю короля Артура и рыцарей Круглого Стола. Гвиневера изменяет супругу с Ланселотом, Эзра Паунд обвиняет всех в масонском заговоре, Черчилль роет подземную ставку, профсоюзы требуют денег, а Мордред замыслил измену.
Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.
Сборник состоит из двух десятков рассказов, вышедших в 80-е годы, принадлежащих перу как известных мастеров, так и молодых авторов. Здесь читатель найдет произведения о становлении личности, о семейных проблемах, где через конкретное бытовое открываются ключевые проблемы существования, а также произведения, которые решены в манере притчи или гротеска.
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Гражданин города Роттердама Ганс Пфаль решил покинуть свой славный город. Оставив жене все деньги и обязательства перед кредиторами, он осуществил свое намерение и покинул не только город, но и Землю. Через пять лет на Землю был послан житель Луны с письмом от Пфааля. К сожалению, в письме он описал лишь свое путешествие, а за бесценные для науки подробности о Луне потребовал вознаграждения и прощения. Что же решат роттердамские ученые?..
Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.Фортунато был известным ценителем вин, поэтому не заподозрил подвоха в приглашении своего друга попробовать амонтиллиадо, бочонок которого тот приобрел накануне...
Эта книга представляет собой собрание рассказов Набокова, написанных им по-английски с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру он уже не возвращался. В одном из писем, говоря о выходе сборника своих ранних рассказов в переводе на английский, он уподобил его остаткам изюма и печенья со дна коробки. Именно этими словами «со дна коробки» и решил воспользоваться переводчик, подбирая название для книги. Ее можно представить стоящей на книжной полке рядом с «Весной в Фиальте».
«Зачем некоторые люди ропщут и жалуются на свою судьбу? Даже у гвоздей – и у тех счастье разное: на одном гвозде висит портрет генерала, а на другом – оборванный картуз… или обладатель оного…».