Мертвый отец - [30]
Лучший способ приблизиться к отцу — сзади. Тем самым, предпочти он метнуть в тебя дротик, вероятно, промахнется. Ибо при изгибанье тела своего вокруг и замахе бросковой рукой, а также прицеливанье вдоль древка, он предоставит тебе время убежать, забронировать авиаперелет в другую страну. Для Рукмини[73] отцов не существует. В той стране боги самородной кукурузы сбиваются воедино под одеялом рубиновых сколов и гибкого цемента, на всю долгую влажную рукминиеву зиму, и неким манером, не ведомым нам, производят потомство. Новых граждан приветствуют карликовыми пальмами и справками о ценности, ведут (или влекут на волокушах) на сокало, главную площадь в стране, и их augensheinlich’[74] родословные наносятся на огромный серебряный кубок, а отпечатки их пальцев счищаются, дабы ничего никогда нельзя было доказать. Чу! В ореховых панелях обеденной залы — дротик! Филенка ранена в сотне мест.
Я знавал отца именем Ис[75], кой имел много-много детей и всех до единого продал на костяные фабрики. Костяные фабрики не принимали сердитых или насупленных детей, следовательно, Ис был к своим детям отцом добрейшим и любезнейшим, какого только можно вообразить. Он скармливал им в больших количествах кальциевую карамель и норковое млеко, рассказывал интересные и потешные истории и каждый день руководил их упражненьями по ращению костей. «Высокие сыны, — говорил он, — лучше всего». Раз в год костяные фабрики присылали к дому Иса маленький синенький фургон.
Имена отцов. Отцов именуют:
А’альбиэль | Абдия | Аднай |
Аариэль | Абель | Адоил |
Аарон | Абиу | Адоссия |
Аба | Агасон | Альберт |
Абабалой | Агвенд | Аф |
Абаддон | Адам | Афкиэль |
Абан | Адео | Ахса |
Абатур | Адитьяс | Аэон |
Абботт | Адлай | Аэшма[76] |
У отцов есть голоса, и всякий голос обладает собственной своей terribilita[77]. Звук отцова гласа разнообразен: как горящая пленка, как мрамор, вытягиваемый с воплем от лика карьера, как лязг столкнувшихся в ночи бумажных скрепок, известь, шипящая в творильной яме, или же песнь летучих мышей. Глас отца может расколоть на тебе очки. У иных отцов голоса с докукою, у иных с докукукою-на-всю-голову. Существует понятие о том, что отцы, когда не облечены своею отцовскою ролью, могут быть фермерами, heldentenors[78], лудильщиками, гонщиками, кулачными бойцами или коммивояжерами. Большинство коммивояжеры. Многие отцы не особенно желают быть отцами, сие свалилось на них, захватило их случайно, либо по чьему-то тщательному умыслу, либо из простой неуклюжести с чьей-либо стороны. Тем не менее подобная разновидность отцов — непредумышленные — часто обнаруживается средь самых тактичных, сноровистых и прекрасных отцов. Если отец породил двенадцать или двадцать семь раз, на него стоит с любопытством взглянуть — сей отец недостаточно себя презирает. Отец сей часто носит синюю шерстяную шапку вахтенного, в штормовые ночи, дабы напомнить себе о мужественном прошлом — действиях в Северной Атлантике. Многие отцы безупречны со всех сторон, и таковые отцы суть либо священные реликвии, коими касаются людей, дабы излечить неизлечимые заболеванья, либо тексты для изученья, из поколенья в поколенье, ради определенья того, как сию наклонность можно приумножить донельзя. Текстовые отцы обыкновенно переплетены в синий.
Отцов глас есть инструмент наиужаснейшей неуступчивости.
Образец голоса А:
Сын, у меня для тебя плохая новость. Целиком суть ее ты не поймешь, птушта тебе всего шесть, да и головой ты слабоват, родничок так толком и не закрылся, интересно, почему. Но больше я откладывать этого не могу, сын, я должен сообщить тебе новость. В ней нет никакого злого умысла, сын. Надеюсь, ты мне веришь. Штука в том, что тебе надо идти в школу, сын, и общаться. Такая вот новость. Ты бледнеешь, сын, я тебя в этом не виню. Штука это жуткая, но вот как есть. Мы б устроили тебе общение тут дома, твоя мать и я, вот только мы терпеть не можем за этим наблюдать, до того это ужас. А твоя мать и я, кто всегда тебя любили и будем любить, чутка чересчур чуткие, сын. Мы не желаем слышать воя твоего да воплей. Будет печально, сын, но ты едва ли что-то почувствуешь. И я знаю, тебе все удастся, и ты ничем нас не опечалишь, твою мать и меня, кто тебя любим. Я знаю, у тебя все получится, и ты не сбежишь, да и валяться и капризничать не будешь. Сын, твое личико жалко. Сын, мы не можем просто позволить тебе бродить по улицам, словно какое-нибудь сбрендившее животное. Сын, тебе нужно обуздать свои природные инстинкты. Надо, чтоб тебе углы пообтесало, сын, ты должен стать реалистом. В школе той тебя перелатают, малец. Задницу рвать тебе будут. Тебя там разучат думать, ты там букв себе наберешь, букв и цифири, глаголов и всякого такого. Твоя мать и я могли б пообщать тебя и тут, дома, но это было бы слишком болезненно для твоей матери и меня, кто тебя любим. Ты познакомишься с дубиной, сын, дубина к тебе подойдет и скажет здрасьте-пожалте. Ты в той школе выучишься про свою страну, сын, прекрасную в вольности небес[79]. На тебя там только фундамент наложат, в школе той, и я тебя предупреждаю не противиться, на такое косо смотрят. Просто принимай одно за другим, и все у тебя будет в порядке, сын, отлично все будет. Ты должен вести себя как следует, сын, быть реалистом. В той школе будут и другие мальцы, малец, и все до последнего будут охотиться за твоими деньгами на обед. Но не давай им свои деньги на обед, сын, сложи их к себе в башмак. Если на тебя наскочат, скажи, что уже забрали другие мальцы. Так ты их и надуришь, понимаешь, сын? Что с тобой такое? И надзирателя остерегайся, сын, он гад. Ему его работа не нравится. Он хотел стать президентом банка. А не стал. Оттого он и гад. Берегись дубинки, которую он носит на бедре.
Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
– Во мне так и не развился вкус к бомбежкам мирного населения, – сказал король. – Выглядит нарушением общественного договора. Мы обязаны вести войну, а народ – за нее расплачиваться.Советский Союз и Америка еще не вступили во Вторую мировую войну, поэтому защищать Европу от фашистских орд выпало на долю короля Артура и рыцарей Круглого Стола. Гвиневера изменяет супругу с Ланселотом, Эзра Паунд обвиняет всех в масонском заговоре, Черчилль роет подземную ставку, профсоюзы требуют денег, а Мордред замыслил измену.
Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.
Сборник состоит из двух десятков рассказов, вышедших в 80-е годы, принадлежащих перу как известных мастеров, так и молодых авторов. Здесь читатель найдет произведения о становлении личности, о семейных проблемах, где через конкретное бытовое открываются ключевые проблемы существования, а также произведения, которые решены в манере притчи или гротеска.
В сборник вошли три «сельских» повести Жорж Санд: «Чертово болото» («La mare au diable»), «Франсуа-Подкидыш» («François le Champi») и «Маленькая Фадетта» («La Petite Fadette»).
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.