Мертвый кортеж - [9]

— Кончай давить на жалость, — поморщился я. — Сказал же — со всем разберусь, если понадобится. Как уже разобрался с запретом на твоего треклятого соловья.

Птаха в клетке возмущенно защебетала — видимо, эпитет «треклятая» пришелся не по вкусу.

Сторож открыл рот, потом, не сказав ни слова, опять закрыл и уткнулся взглядом в стол.

— В общем, как знаешь, — буркнул он после непродолжительной паузы. — В управление на тебя доносить я не буду и препятствий чинить тоже не стану. Но мой страх никуда не делся, Тайлер. Помни об этом.

— Попробуй тут забудь!.. — фыркнул я, поправляя ворот куртки. — До встречи, Тобиас. И в очередной раз спасибо.

— До встречи, Тайлер, — ответил сторож, не поднимая головы.

Я подмигнул хмурому соловью на прощанье и, толкнув дверь, вышел из здания морга.

Снаружи было куда как теплей, чем в третьем зале. Оно и немудрено — ведь из искусственной зимы я очутился в настоящей бокстонской осени, мягкой и ненавязчивой. Размашистыми мазками незримой кисти она раскрашивала зелень на деревьях и клумбах в желтый цвет, изредка неловким движением обрывая листья и отправляя их в странный, хаотичный полет по траектории, известной лишь промозглому ветру. Сейчас, по счастью, озорник заплутал где-то в лабиринте городских улиц и не тревожил мой наряд, что, впрочем, не мешало мне грезить о горячей ванне, чашке кофе со сливками и ароматной сигарете. Однако до того момента, когда мечты начнут воплощаться в реальность, было еще очень и очень далеко.

Поймав такси, я отправился прямиком на Цветочный бульвар. Еще один октябрьский день подходил к концу: солнце неумолимо клонилось к горизонту, все чаще на глаза попадались таблички с надписью «Закрыто». Расплатившись с гремлином, я подошел к двери магазина «На вкус и цвет». Висячего замка на ней уже не было, и потому я требовательно постучал. Когда же дверь слегка приоткрылась и из полумрака гостиной на меня уставились два сиреневых глаза, я на всякий случай уточнил:

— Мистер Гут-Гут?

— Да, сэр, — неуверенно ответил мой собеседник. — Наш магазин, к сожалению, уже закрыт, но завтра…

— Тайлер Гиллиган, полиция, — перебил его я. — У вас найдется минутка? Я хотел бы поговорить о вашем дядюшке Фег-Феге.

— О дядюшке? — нахмурился Гут-Гут, высовывая голову наружу.

Морду юного цветочника покрывала двухдневная щетина, а на голове топорщился ежик темно-зеленых волос.

— Может, прежде чем мы продолжим, вы позволите мне войти? — сказал я нетерпеливо.

— О, конечно, конечно! — спохватился Гут-Гут. — Прошу вас, сэр!

Он отхлынул назад, словно робкая морская волна, и я нагло ввалился внутрь, в царство цветочных ароматов.

— Так что с моим дядюшкой, сэр? — обеспокоенно спросил гоблин, закрыв за мной.

— Он, к сожалению, мертв, — сказал я, решив зазря не мучить несчастного парня многозначительными паузами и недомолвками. — Или, если точней, его убили.

Кожа гоблина в момент приобрела бледно-зеленый оттенок, а желваки заходили ходуном.

— Убили? — переспросил он хриплым от волнения голосом. — Но кто? Он ведь был слепым, мой дядюшка, слепым и практически беспомощным! Кому могла понадобиться его смерть?

— Не думаю, что причиной послужили какие-то грехи мистера Фег-Фега, — признался я. — Скорей, он просто оказался не в том месте и не в то время.

— Как его убили? — угрюмо спросил Гут-Гут.

— Задушили. Тело мистера Фег-Фега нашли в одном из проулков Цветочного бульвара, он лежал рядом с мусорным баком. При осмотре наш судмедэксперт обнаружил на шее убитого след от удавки.

На Гут-Гута было больно смотреть. Глаза его наполнились слезами, а нижняя губа задрожала, словно утлая лодчонка на ветру.

— Боги… — пробормотал он. — Ну почему это случилось именно сегодня, когда меня не было в городе?

— Прохожие сказали, у вашего дядюшки была собака-поводырь, — произнес я, не обращая внимания на его проникновенный шепот. — Это правда?

— Да, — утирая глаза пудовым кулаком, отрывисто кивнул гоблин.

— Хорошо… — вынув из кармана блокнот, я занес авторучку над бумажным листком. — А не могли бы вы мне ее описать?

— Зачем описывать, если можно взглянуть? — удивился Гут-Гут и, сложив могучие ладони рупором, позвал:

— Сосиска!

Шустро переставляя коротенькие свои лапы, по лестнице вниз неуклюже скатилась остромордая коричневая такса. Одарив меня подозрительным взглядом, она бросилась к хозяину и с ходу уткнулась черным носом в колено присевшего Гут-Гута.

— Маленькая моя… — гладя собаку по голове, приговаривал гоблин, а по щекам его бежали крупные слезы. — Нету больше твоего хозяина…

Такса, вылизав лицо цветочника, снова покосилась в мою сторону и тихо зарычала.

— Она не слишком любит гостей, — объяснил Гут-Гут. — Но в своих души не чает. Дядюшка частенько прогуливался по Цветочному бульвару, порой бродил по нему с утра до вечера, и Сосиска неустанно сопровождала его во всех этих путешествиях.

— Как же тогда она очутилась внутри?

— Когда я вернулся с ярмарки — а случилось это буквально пятнадцать минут назад, — она нетерпеливо выплясывала у запертой двери, — пояснил гоблин. — Завидев меня, бросилась навстречу и, громко лая, стала носиться вокруг. Тогда я, конечно, не придал этому особого значения, но, не обнаружив дядюшку дома, забеспокоился и уже собирался отправиться на его поиски, когда нагрянули вы. Теперь-то я понимаю, чего добивалась Сосиска! Она хотела, чтобы я отправился следом за ней и помог дядюшке…