Мёртвый город на Неве - [68]

Дальше видения мелькают, словно в калейдоскопе.

Вот она — девочка Лена. Так назвала ее воспитательница. Детский дом. Школа. Художественное училище…

И вот уже Лена идет по набережной Фонтанки, задумчиво смотрит на Летний сад, записывает в блокнот какие-то строчки, приближается к дому. К двери, что приведет ее домой.

Дальше — допрос, острог, какие-то люди… русалка, что вызволяет ее.

И вот она — снова Ортала. Она идет к своей судьбе. К Акрону Вольронту. Он где-то там, в Петропавловке.

Вокруг нее появляются мор-глуты. Ортала бьётся с ними, но сил у нее не хватает. Она проваливается в беспамятство, но продолжает все видеть.

Влад Дюссельдорф, отпрыск Архипа Петровича, подхватывает ее и уносит от глутов к себе.

Она лежит на диванчике. Влада уже рядом нет, но есть старый граф. Цепеш. Он наклоняется над ней и впивается в шею. Пьёт кровь. А затем, тонким стилетом режет себе запястье и дает напиться ей. Ее силы растут. Кровь чернеет, глаза становятся темнее ночи, но теперь она принадлежит ему. Он — ее господин. Ублюдок Цепеш!

* * * *

Ортала вскрикнула и очнулась оттого, что кто-то укусил ее за руку.

Она лежала в темном подвале, в крохотной камере. Сквозь решетку падал неровный свет. В коридоре кто-то стоял, переминаясь с ноги на ногу.

Ортала лежала на узкой скамье. Кто-то теребил и покусывал ее за руку. Сперва отдернув ее, она вдруг поняла, кто это:

— Хрёпл! Иван Андреевич! Мой верный страж…

В ответ, из-под лавки раздался тонкий писк.

Ортала поднялась и прислушалась к своим ощущениям. Цепеш, ее господин… сможет ли она справиться с ним?.. Сможет ли противостоять кровным узам?

Она не ощутила ничего. И это было странно. То ли она столь сильна, что упырю не под силу завладеть ею, то ли…

— Цепеш мертв? — спросила она хрепла.

Тот радостно закивал, хищно сверкнув красными глазами.

— Что ж, спасибо за подарок, старый граф! Теперь никто не сможет остановить меня!

Она подошла к решетке. Стражник, что стоял по ту сторону, рухнул на колени и безвольно опустил голову. Хрёпл Иван Андреевич издал торжествующий визг, пронзительный, но короткий. Взглянув на Орталу, хрёпл замолчал и испуганно отпрянул.

Из глаз ее, тонкими струйками, стекал туман. Словно потоки слез, только черных и беспросветных. От тумана повеяло тоской и безысходностью, самой смертью, и Иван Андреевич, жалобно заскулив, юркнул в дальний угол камеры.

Черные струйки медленно поползли по полу и окутали толстые прутья чугунной решетки, преграждавшей вход.

— Рассыпься прахом, — шепнула Ортала, и решетка вспыхнула ярким белым пламенем и осыпалась на пол горсткой пепла.

— Пощади, Госпожа! — воскликнул охранник. — Не своей волей приставлен я стражем к тебе!

— Как звать тебя? — спросила Ортала трясущегося на полу упыря.

— Леонид… граф Арсеньев, — молвил тот.

— Так и дальше быть тебе стражем! Но — по моей воле, — она коснулась рукой его головы, и Леонид замер, оцепенев.

А затем обратила Ортала взор свой к небесам, будто и не в подвале замка находилась. Будто и не было вовсе тяжелого сводчатого потолка.

Вспыхнул факел на стене и рассыпался яркими искрами. Темный кирпичный потолок сделался прозрачным, а после — исчез. Теперь стояла Ортала на Марсовом поле и шептала заклятье.

Появился смерч. Сперва тонкий, почти незаметный, как паутинка. Разрастаясь, наполнил он гулом все вокруг, подхватил стражника и утащил прочь, наверх.

— Сторожи вход! — крикнула Ортала.

И в этот миг все исчезло. Смолк зловещий гул, резко оборвавшись. Рассеялся черный туман, вернулись стены и потолок, лишь факел больше не горел, превратившись в тусклый уголек.

Хрепл облегченно вздохнул и направился вслед за Орталой к выходу из подземелья. Ножки его все еще тряслись от пережитого ужаса, но теперь он понимал, что ничто не встанет на пути у его госпожи.

Попетляв по подвальным коридорам, Ортала с хреплом вышли к главному входу. Выход из подвала находился под мраморной лестницей, что вела к апартаментам Влада. Дверь была чуть приоткрыта, и хрёпл проскользнул в щель, радуясь свободе. Но тут же отпрянул назад. Массивные двери на улицу были распахнуты, ночная мгла притаилась за ними, и медленно, по одному, из нее выплывали мор-глуты.

Ортала вышла вперед.

Стена призрачного пламени поднялась перед ней, оттесняя мор-глутов обратно, к выходу. Один за другим, они вспыхивали, корчились, крутились на полу волчком и рассыпались пеплом.

Но с улицы напирали все новые. А потом послышались шаги. И дрогнуло пламя, осело и зашипело на полу, поглощаемое пузыристой слизью.

Тленное зловоние наполнило холл, и в дверях показался сам Архип Петрович Дюссельдорф в шитом золотом кафтане. За спиной старика маячил Влад, но, судя по кислой физиономии, все происходящее не радовало его.

Хрёпл наблюдал, прячась за мраморными ступенями. Ножки и ручки его тряслись от страха, но глаза горели решимостью.

И вновь из темных очей Орталы вырвался черный туман. На этот раз — густыми клубами. Стелился он по полу и вставал стеной, преграждая Дюссельдорфу путь.

Но не дрогнул Дюссельдорф. Шагнул он в туман и протянул руки свои к Ортале. Двигался он медленно, порой замирая на месте. Плоть его пошла волдырями, золотой кафтан задымился, но шел Дюссельдорф. А глаза его, выпученные как у мор-глута, горели яростью.