Мертвые могут танцевать: Путеводитель на конец света - [31]

(Жить так, как я живу, невозможно, невыносимо, нет больше сил терпеть и, главное, незачем.

Марта уехала и чувствует себя счастливой. Какого черта я не могу жить так же?

Эта страна мне вовсе не мать — почему я должен ее терпеть?

А ведь впереди еще кровь и ужасы финального распада страны. Зачем мне этот мертвый, остывающий мир и люди, окончательно ненужные друг другу?)

Мы помолчали. Потом я спросил:

— Ты сама видела эти привидения?

Марта ответила:

— Нет.

— Я думаю, что из монахов, наверное, не получаются привидения. Души монахов, наверное, сразу попадают в рай.

— Не факт. Может, это были плохие монахи.

3

Из «Полиглота» мы перебрались в ирландский бар «Почтовый Экспресс». Марта спросила:

— Какие у тебя планы?

— На вечер? Или вообще?

— На вечер.

— Не знаю. Уже поздно. А вообще, я бы тоже попробовал уехать из страны.

— Ты же пробовал. Ты же не можешь жить нигде, кроме своего города.

— Ну, да… Ну, не могу…

— У меня в пяти минутах ходьбы от дома течет рижская река.

— Да?

— Называется Даугава. Если по ней поплыть на запад, то попадешь в море.

— В какое море?

— В Балтийское. Наверное в Балтийское. Не важно. Какое-то большое море. Раз в два дня я с приятелями укуриваюсь до полного аута, смотрю на реку и все думаю об этих замурованных мужиках. О монахах, похороненных в моем доме. Представляю, как умру и меня тоже с ними замуруют.

— А я совсем лох. Вне Петербурга долго жить не могу. Марихуану не люблю. Тебе, наверное, смертельно скучно со мной, да?

— Сексом тоже не занимаешься?

— Почти совсем нет.

— И не хочется?

— Почти совсем нет. Привык уже.

— Поезжай в Лондон. Ты же раньше хотел жить в Лондоне.

— Больше не хочу.

— Почему?

— Там все давно умерло.

— Тогда поезжай в Берлин.

— В Берлине тоже все давно умерло. В Европе везде все давно умерло.

— Здесь у тебя зато жизнь!

— Здесь, на Востоке, жизни никогда не было. Но теперь ее нет и на Западе.

— Что же делать?

— Ничего. Дожить свою жизнь до конца и тоже стать мертвым. Как весь окружающий мир. Скоро Россия начнет разваливаться на куски, и нас всех поубивают.

— Вот так, да? Никакой надежды?

— Я, знаешь, марихуану не люблю. Не в обиду присутствующим — на мир смотрю трезво.

— Я, между прочим, тоже курю не очень часто.

— Да? А как же замурованные мужики?

— Что, «замурованные мужики»?

— Мне казалось, ты укуриваешься через день.

— Через день — это и есть не очень часто.

Мы помолчали. Марта спросила:

— Вне Петербурга ты жить точно не можешь?

(Первый раз я думал уехать из России пятнадцать лет назад. В тот раз — в Нью-Йорк. Тогда я встречался с девушкой-американкой. Она выписала мне invitation и обещала помочь с грин-картой. Тогда мне казалось, что у меня все выйдет… что в Нью-Йорке я нужен… теперь-то я знаю, что я и дома никому не нужен.)

— Точно.

— Купи себе дом в Хорватии. Там хорошо?

— Там очень хорошо.

— Ну и купи. Сколько, интересно, там стоит дом?

(На самом деле я узнавал, сколько там стоит дом. Я отлично знал, что за те деньги, за которые в Петербурге не купишь ничего, кроме клетушки на окраине, в Загребе можно купить особняк австро-венгерской постройки.

Там, в Загребе, пожилые мужчины носят нашейные платки, с утра бреются в парикмахерских, а потом до заката сидят в кофейнях. Кофе они пьют из маленьких чашечек. Людям не нужна большая родина, им нужна маленькая. Аккуратненькая европейская родина. Никаких надчеловеческих целей. Жизнь без единого события.

Сотни лет Хорватия была частью Австро-Венгерской империи. Но больше ею не является. Никто в мире не в силах ответить: где находилась эта Австро-Венгерская империя? Или Османская империя? Или Маньчжурская империя?

Хорватия — крошечная и прекрасная страна. Кофе там пьют из крошечных и прекрасных чашечек. В нынешнем мире не осталось империй — только кофейни.

Хороший был мир. Хорошая у него была история. Жаль, что нам из нее ничего не досталось.)

Марта махала бокалом с вином и смеялась:

— Купишь себе дом. Заведешь хорватку. Станешь по утрам пить кофе в кофейнях. Как по-хорватски называется кофейня?

— «Кафич».

— Так просто? Тебе даже язык учить не придется! Будешь сидеть в «кафиче»… Читать свои книжки… Часами смотреть на море…

(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)

— Женишься на хорватке. Или хотя бы не женишься, а просто так. Там красивые девушки? Ну и давай! Она тебе детей родит. Станешь водить их на хорватские пляжи. И в хорватскую школу. Может, хоть они будут не такими уродами, как мы!

(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)

— Станешь жить без русского ухарства. Там, наверное, никогда ничего не случается, в твоей Хорватии, да? Купи себе дом с балконом и видом на море. Закинешь ноги на ограждение балкона в тридцать лет и снимешь, только когда умрешь. В семьдесят шесть.

(Я бы все отдал за такую жизнь. Но я не могу.)

— Отличная перспектива.

— Не станешь пробовать?

— Не стану.

— Даже пробовать не станешь? Ну и дурак. Сгниешь тут, в своем болотном городе.

— Ну, сгнию.

— И жениться на хорватке не попробуешь?

— Я боюсь жениться. Я боюсь быть с другими людьми, понимаешь?

— Чего может быть страшного в браке?

— А что я ей дам? У меня ни денег, ни работы. Как я стану ухаживать за будущей супругой? Мне даже поужинать ее не на что.