Мертвец — это только начало - [27]

Только на тот момент Колотый должен был сидеть в казематах Бутырки, дышать спертым воздухом и каждый обед давиться комьями плохо проваренной перловой каши. Трудно предположить, что начальник учреждения отпускал своего подопечного на час-другой, чтобы тот наведывался к своему другу.

Теперь вот объявились два типа около его конспиративной квартиры. А не многовато ли для одного человека?

Стась не тешил себя иллюзиями и не ждал, что Назар радостно кинется ему на шею, все-таки у вора имелось немало оснований ненавидеть его. И одна из главных причин заключалась в том, что Куликов сумел вытеснить братков едва ли не со всего Юго-Западного округа. Возможно, подобного бы не произошло, если бы Назар находился на воле, а не хлебал лагерную баланду в одной из колоний Печорского края. И что Колотый захочет восстановить справедливость, а заодно и укрепить свой пошатнувшийся авторитет, ни у кого не вызывало никаких сомнений. Не тот человек Назар Колотый, чтобы проносить ковш с похлебкой мимо своего рта.

Подъезжая к дому, Стась ощутил опасность, причем она была настолько реальна, словно он ухватился пальцами за оголенные электрические провода, даже волосы у него на затылке встали дыбом. Сначала он не мог понять, что же его так насторожило, все было по-прежнему: парочка пенсионеров, беседующих в закутке скверика, мусорный бак с требухой, торчащей во все стороны, покосившаяся изгородь вдоль палисадников, окна… Стоп! На третьем этаже во втором окне справа тускло горел свет. Эта квартира пустовала, год назад здесь умерла восьмидесятипятилетняя бабка, а единственный внучок, загремевший на нары за грабеж, уже четвертый год отбывал срок. Малому трудно было рассчитывать на досрочно-условное освобождение, тем более невозможно было предположить, что воскресшая старушка решила проведать оставленное без присмотра жилье.

За тонкими занавесками мелькнула какая-то тень, а потом свет в окне неожиданно погас. Именно сейчас кто-то неведомый и хищный, спрятавшись в темноте, разглядывал приближающийся автомобиль и, приложив приклад к плечу, сосредоточенно всматривался через оптический прицел в людей, сидящих в салоне.

– Погаси габариты! – приказал Стась, и автомобиль окунулся во тьму.

– Что-нибудь не так? – настороженно поинтересовался Ковыль, поглядывая по сторонам.

– Неужели ты не чувствуешь запаха опасности?

Пистолет Ковыль предупредительно снял с предохранителя и, сжав челюсти, готов был отправить ворох пуль в любую мишень.

У самого угла дома мелькнула тень, Ковылев инстинктивно напрягся.

– Фу ты, черт! Кошка. Наверное, так и есть, – протянул Ковылев. – И куда мы теперь?

– Слушай меня внимательно, самое главное – не дергаться. Сейчас ты выйдешь из машины как ни в чем не бывало, подойдешь к подъезду и вдоль стеночки прокрадешься за угол здания. А ты, Игнат, не зажигая габаритов, давай задним ходом.

– Понял, – повернул ключ Игнат.

Ковыль, взявшись за ручку, распахнул дверцу и, натянув на самые глаза темную вязаную шапочку, побрел к подъезду, наблюдая боковым зрением за тем, как «Волга» на малых оборотах трусливо покидает неуютный и тесный двор.

Остановившись у входа, он услышал, как где-то наверху негромко скрипнула дверь. В подъезде было темно, лампы вывернуты – очень неплохая ситуация, чтобы пальнуть в затылок из пистолета. Ковыль громко стукнул дверью, как будто направился к лестнице, и, неслышно шагнув назад, вдоль стены побежал к остановившейся машине.

– Что там? – спросил Стась, едва тот распахнул дверцу.

Ковыль с облегчением плюхнулся на переднее сиденье и проговорил:

– А ты ведь был прав. Только я подошел, как наверху дверь открылась. Кто-то нас там ждал.

– Ладно, поехали, – распорядился Стась, – здесь не самое лучшее место, чтобы светиться. Фрунзенскую знаешь?

– Ну? – Игнат развернул машину, чуть не залезая правым колесом на груду битого кирпича.

– Поехали туда. И чтобы все путем. Мне ни к чему «Формула-1» с пятью миллионами баксов в багажнике. Еще вот что, узнай, как там поживает наш общий приятель Назарушка Колотый.

– Понял, – заулыбался Игнат.

Глава 12

Зрелище было неприглядное. За подобной сценой любопытно наблюдать на экране телевизора, где кровь воспринимается такой же невсамделишной, как ворох отстрелянных гильз или физиономии копов, озабоченных кучей трупов, нежданно свалившихся на территорию их полицейского участка. И совсем иное дело лицезреть место убийства вживую, когда буквально на пузе ползаешь с измерительной лентой, высчитывая расстояние от одного трупа до другого, тщательно в журнале фиксируешь нелепые позы застывших фигур и помимо воли наталкиваешься на искаженные болью лица. Такое впечатление, что вымазался кровью с ног до головы, противной, пахучей, запекшейся. Жуткое чувство, что чужая кровь свернулась на его теле толстой шероховатой корочкой, не покидало Шевцова.

У места преступления старались два фотографа. Один свой, из управления. А вот кто второй? Да какая разница, пусть фотографирует, если начальство дало «добро».

Фотографы были явными антиподами: один худенький и нервный, смахивающий на гимнаста; другой – огромный и толстый, он больше напоминал тяжелоатлета, покинувшего спорт, слегка оплывший, с крупным довольным лицом. Но оба работали слаженно, по-деловому, никаких лишних движений. Худой от усердия высунул кончик языка, а толстый, напротив, был сосредоточен. Они снимали со всех ракурсов, заглядывали покойникам в глаза и делали крупный план. Окружавших для них не существовало, и было ясно, что каждый из них не покинет место происшествия до тех самых пор, пока не отснимет с десяток пленок.