Мёртвая зыбь - [32]

Артузов и Старов сочинили правдоподобную биографию Колесникову, начав с места рождения, родителей, города, где учился, где поручик проходил военную службу, кто однополчане, с кем встречался в Добровольческой армии. Надо было называть таких, кого не было в живых, или таких, с кем нельзя было столкнуться лицом к лицу, знать их внешность и характер, привычки.

Старов обладал настоящим талантом режиссёра в спектаклях, где провал роли мог стоить жизни «артисту». Он имел дело на допросах с типами, подобными воображаемому Колесникову, и дополнил психологический рисунок роли характерными для белогвардейца деталями. Роль была не эпизодическая. Косинову предстояло «играть» свою роль и в Москве.

Теперь следовало запастись терпением и ждать из Ревеля открытку с аистом.

18

Все, что произошло на собрании «семёрки» Стауница, обсуждалось у Артузова. Говорили о каждом члене «семёрки», и в особенности о Зое.

Якушев. Я убеждён, что она психически нормальна. По-видимому, на неё влияет Игорь — личность отвратительная. Мне кажется — не будь его, девчонку можно переубедить.

Старов. Я её не видел, не знаю.

Якушев. Я помню слова Феликса Эдмундовича. Он мне сказал: «Мы хотим не только карать, но и перевоспитывать людей…»

Артузов. Во всяком случае, ни Игоря, ни Зою трогать нельзя. Это переполошит всех. Попробуйте, Александр Александрович, оторвать её от этой компании. Попытайтесь. Что касается остальных, то мне кажется важным вот что: дайте им понять, что у вас есть возможность добыть деньги. Денег здесь никто не даёт, нэповские деляги побаиваются (вспомните, что говорил вам Градов). За границей только обещают, и то очень мало… Постарайтесь убедить Политсовет, что у вас есть возможности… Сошлитесь на людей, которые успели переправить свои миллионы за границу. Это придаст вам вес.

Пилляр. Мы получили сообщение из Ревеля. Почтовые сношения Высшего монархического совета с МОЦР будут происходить регулярно. Если эстонский генштаб согласен на создание «окна» — на это надо идти. Нам выгодно знать, где будут проходить эмиссары белых, чтобы иметь за ними наблюдение. Эстонский штаб за это потребует сведений шпионского характера. Нужен хороший генштабист, наш разумеется, который мог бы ответить так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

Якушев. Относительно съезда членов МОЦР? На этом настаивает Политсовет.

Артузов. Не в наших интересах активизировать контрреволюционные группы. С другой стороны, надо создать впечатление, что МОЦР — могущественная, активно действующая организация, собирающая силы. Пусть Александр Александрович поставит вопрос о созыве съезда в ограниченных размерах. Широкое представительство, мол, невозможно, на это нет средств, приезд большого количества людей с мест обратит на себя внимание… Возможен приезд тридцати — сорока человек.

Старов. Пока все?

Артузов. Да… Александр Александрович, если у вас сохранилась тень предубеждения против нас, пусть эти предубеждения окончательно рассеются. Мы верим вам, абсолютно верим, мы видим в вас боевого товарища и возлагаем на вас большие надежды… Это просил меня передать вам Феликс Эдмундович.

— Благодарю. — Якушев простился.

Уже дома, обдумывая все, что произошло с самого начала, вспоминая слова Артузова, Пилляра и Старова, Якушев понял, что они говорили с ним по-товарищески, не навязывали ему своих мнений. В вопросах, которые ему задавали о совещании, происходившем на Болоте, он не ощутил ни подозрительности, ни каких-либо ловушек.

Особенно тронуло Якушева то, что Дзержинский считал его своим боевым товарищем.

Феликс Эдмундович одобрил план, предложенный в тот же вечер Артузовым.

— Сколько лет этой девушке?

— Около семнадцати.

— Мерзавцы!.. Кто её родители?

— Она сирота. Воспитывалась у родственников. Якушев будет с ней говорить.

— О ней надо позаботиться. Сделать человеком… Однако не следует думать, что все белые террористы будут похожи на неё. Скажите об этом Якушеву… Главная задача сейчас — проникновение в Высший монархический совет, командировка Якушева в Берлин. Предупредите, что там его ожидают… Он сам это увидит. Вот где настоящая школа убийц!

Якушев был на Тверской, когда Москва ответила гневной демонстрацией на убийство в Лозанне советского полпреда Вацлава Воровского. Убийство совпало с ультиматумом Керзона Советскому правительству. Почти весь день пробыл Александр Александрович на улице. Он переживал то же, что переживали сотни тысяч людей. Лорд Керзон говорил с Советской страной так, словно это была английская колония. Неужели он верил в то, что угрозы и ультиматумы могут подействовать?

А народ пел:

…Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!..

Воровского убил белогвардеец Конради.

Якушев вспомнил слова Дзержинского о том, что «Трест» с особым вниманием должен относиться к замыслам белогвардейцев о «терактах». Как был он прав! Враги никого не щадят! И в сознании все больше нарастало возмущение. Это было возмущение советского человека — гражданина.

19

Весной 1923 года Роман Бирк переживал трудное время. Он знал, что по всей Эстонии шли аресты его бывших товарищей, ушедших в подполье. Это вызывало двойное чувство: боль за тех, кого ожидал военно-полевой суд и, значит, расстрел, а затем — страх за себя.