Мёртвая зыбь - [117]

Он услышал звук пощёчины. Решил, что надо войти.

«Племянница» металась по комнате — волосы растрёпаны, кофточка расстёгнута. Гога сидел на диване, размазывал по лицу слезы.

— А, это ты, Эдуард? Ты все знаешь? Все?

— Знаю. Якушеву пришлось вмешаться. «Товарищи» из милиции проявили неуместное рвение. Ведь ты же дал слово, Гога?

— Подлец! И это офицер гвардии! Преображенец!

— Машенька, Мария… Эдуард, скажи ей… Ну так вышло. Работаешь в этой мастерской, продрог, устал, проголодался. Решил зайти в шашлычную, выпил, захмелел… Подвернулся какой-то…

— Врёшь! К девке привязался! Он думает, я ревную! Мне плевать, но рисковать делом, ради которого мы здесь! За это убить мало! Уйди с глаз моих! Уберите его к черту!

— Иди, — сказал Стауниц, открывая дверь. — Посиди на кухне. Мы обсудим, как теперь быть.

Радкевич ушёл на кухню, пугливо оглядываясь на Захарченко.

— Ну, успокойся. Надо серьёзно обсудить ситуацию. В милиции составлен акт, у него не хватило ума дать липовый адрес.

— Идиот!

— Надо отправить его из Москвы. И тебе тоже надо уезжать. Куда? Мы потом решим. Хорошо, что мы вовремя хватились.

— И все из-за этого скота! Нет людей, нет людей… Вот только ты, ты, Эдуард!

— Этого дурака отправим вечером в Минск.

Стауниц вышел на кухню и увидел Радкевича. Тот сидел на табуретке, шмыгая носом.

— Отправим тебя за кордон. Возись тут с тобой… Эх, ты!

И он повернулся спиной к совсем приунывшему Гоге Радкевичу.

76

Алексей Зубов и Кузен были отправлены в командировку на юг. Им предстояло собрать сведения о монархических группах в Крыму и на Северном Кавказе и представить «Тресту» доклад о готовности этих групп на случай активных действий.

Зубов перед отъездом получил инструкцию от Старова: монархические группы на Северном Кавказе следовало подчинить Политическому совету МОЦР.

— Ты едешь в компанию старого, матёрого и неглупого жандармского ротмистра. Этим сказано все. Поездка нелёгкая. Будь внимателен, не оставляй его без наблюдения. Особенно следи за тем, чтобы узнать его и Стауница секретные связи. У меня впечатление, что они стали меньше доверять Якушеву после ареста Рейли и ликвидации ленинградских групп.

Зубов сам понимал трудность этого задания. Трудность состояла в том, что он должен действовать сам по себе, без связи с товарищами из ОГПУ на местах. И если бы провалился Кузен, то есть ротмистр Баскаков, то арестовали бы и Зубова. Он на время был бы выведен из операции «Трест». Зубов условился с Якушевым, что в случае особой необходимости тот будет телеграфировать Зубову до востребования в Новороссийск.

Накануне отъезда Зубов провёл весь день с Леной. Она узнала, что он уезжает, видела, что ему не по себе.

— О чем ты думаешь, Алёша?

— Когда мы с тобой расписались в загсе? Впору нам уже съехаться и жить вместе, а то твоя мамаша не признает наш брак.

— Мамаша что… С папой плохо. Неужели…

Она не договорила.

— Что говорят врачи?

— Говорят, стар… Сердце. Все может случиться. А если тебя назначат в какой-нибудь гарнизон, нам придётся уехать из Москвы. Как я его оставлю? Я ведь за ним хожу. Оттого и не переезжаю к тебе, Алёша.

— А может быть, меня оставят при штабе.

— Ты какой-то задумчивый сегодня. Командировка? — спросила она и понимающе посмотрела на него.

Она догадывалась, на какой он работе, но, конечно, всего не знала. Он улыбнулся:

— Еду на юг, привезу тебе фруктов.

На следующий день Зубов уехал. Места в вагоне были в разных купе: в целях «конспирации». Поздно вечером, когда все спали, они курили на площадке и беседовали. Баскаков любил вспоминать прошлое:

— Мы знали все. Я считался спецом по эсерам.

— А Подушкин не очень хвалит офицеров жандармской службы.

— Дурак Подушкин, чернильная душа.

— А правда, что вы сами «ставили» подпольные типографии, потом раскрывали их и получали за это награды?

— Были такие случаи. Это прекратил Джунковский. Он вообще нам мешал. Вы «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева читали? Это в общем правильно написано. Только там не все сказано.

— А что «не все»?

— Это чистая провокация была. Покушение на Щегловитова, министра юстиции, в девятьсот восьмом. И заодно на Николая Николаевича — великого князя. Ставили эсеры — северный летучий боевой отряд. Там в отряде действовал Левский-Синегуб, наш агент. Поймали всех с бомбами у квартиры Щегловитова на углу Мойки и Невского.

— Ну и что?

— Повесили. Не Левского, конечно, а тех… семерых. А Щегловитова даже в Петербурге в то время не было.

— Так. Тоже наградили? Ваших?

— Не меня. Я в то время в Москве служил, в охранном отделении, с Климовичем работал. Занимался нашим агентом «Михеевым»: это была женщина, некая Зинаида Жученко. Ставила покушение на Рейнбота. Повесили одну девицу, а Зинаиде — наградные двести рублей.

Зубов курил и думал: «Вот я бы тебя, гада, охотно под колёса сунул, да нельзя…»

Он зевнул:

— Я думаю, пора спать.

В Симферополе они пробыли двое суток. Баскаков опоздал на свидание, Зубов его ждал в ресторане, на вокзале.

Кузен пришёл красный, в поту и, тяжело дыша, опустился на стул.

— Что случилось? — спросил Зубов.

— Дурацкая история. Я разыскивал одного человека.

— Какого?

— Был под моим началом в охранном отделении, агентом. В общем — мелочь. Освещал почтово-телеграфных служащих. Кличка «Анюта». Я имел сведения, что он в Крыму, здесь. У него мастерская по починке велосипедов, примусов.