Мертвая яхта - [3]

Она утвердительно кивнула:

— Да, я читала. Значит, вы тот самый Маннинг, который написал эти морские истории? Почему бы вам не написать еще что-нибудь в том же роде?

— Из меня выйдет неважный писатель, — признался я.

Тут мне неожиданно пришло в голову, что я в рассказах не называл своего второго имени. Собственно говоря, я не пользовался им с тех пор, как покинул Новую Англию…

Она внимательно смотрела на дорогу перед машиной.

— Вы женаты? — поинтересовалась она.

— Был, но развелся. Три года назад.

— О! Прошу прощения. Я хочу сказать, что думала…

— Ладно, все в порядке, — буркнул я. Мне не хотелось заводить разговор на эту тему. История была чертовски неприятная, и слава богу, что с этим давно покончено. Тут немалая доля и моей вины, и сознание этого, честно говоря, меня мало утешало.

Катарина и я разошлись во взглядах на мою работу, на мои увлечения морем и писательским трудом и вообще на все. Ей бы хотелось, чтобы я занимался политикой, конторской работой и игрой в гольф. В конце концов мы мирно разделили наше имущество и расстались. Я обучился водолазному делу на флоте во время войны и, когда мы развелись, вернулся к этому занятию. Постепенно перебираясь все дальше и дальше на юг. Если уж вам приходится зарабатывать на жизнь нырянием, то, по крайней мере, лучше делать это в теплой воде.

— Я полагаю, у вас большой опыт в морском деле? — полуутвердительно, полувопросительно произнесла она.

Я кивнул.

— Я вырос на этом. Мой отец был моряком, а я ходил на шлюпке под парусом еще до того, как отправиться в школу. После войны я несколько раз пересекал океан на яхте, а в сорок шестом году мы вдвоем с приятелем обошли весь Карибский архипелаг на старом яле.

— Угу, — задумчиво протянула она, — а с навигацией вы знакомы?

— Да. Хотя, пожалуй, я ее уже порядком позабыл. Давненько ею не занимался.

Я никак не мог отделаться от странного впечатления, будто она прощупывает меня по каким-то своим соображениям. В этом было мало смысла. Что за странный интерес к моим морским делам? Я не видел никакой связи между парусным спортом, морской навигацией и розысками утонувшего ружья в каком-то паршивом озере…

Я заметил, что она ничего не говорила о себе, и сам не расспрашивал. Она постоянно направляла разговор на тему обо мне и уже через час знала обо мне больше, чем я сам, не проявив при этом назойливости и любопытства.

Мы пронеслись через небольшой городок, дремавший возле шоссе под горячим солнцем. В нескольких милях от этого городка моя попутчица свернула на проселочную дорогу, петлявшую по холмам среди хлопковых полей.

Мы миновали пару полуразрушенных ферм, затем посадки хлопчатника стали редеть. С этого места пошла пустынная песчаная местность, поросшая жестким кустарником, и вокруг не было заметно ни малейшего признака человеческого жилья.

Проехав около четырех миль, мы остановились перед воротами, преграждавшими въезд на частную дорогу, которая представляла собой лишь две колеи, проложенные между деревьями. На воротах висел знак: "Охраняется. Въезд запрещен". Я подумал, что здесь, вероятно, расположен заповедник частного охотничьего клуба, членом которого является ее муж, но она ни словом не обмолвилась об этом. Недавно по этой дороге уже проезжала машина, может быть, вчера или позже, разрушив своими колесами подсохшую корочку земли на колеях.

Я вышел из машины, чтобы открыть ворота, и мы проехали еще с милю, после чего дорога внезапно оборвалась. Моя попутчица остановила машину.

— Приехали, — заявила она.

Это было прелестное местечко, и в ту минуту, когда она выключила мотор "кадиллака", звенящая тишина охватила нас. Под густыми кронами деревьев, свисавшими над водой, стоял большой плавучий дом, а позади него сверкала на солнце обширная поверхность озера.

Она открыла багажник, и я достал оттуда свой акваланг.

— У меня есть ключ от плавучего дома. Там вы можете переодеться, — сказала она.

Она пошла впереди, показывая дорогу. Ее высокие каблучки четко постукивали по досками причала вдоль берега, и вся ее стройная спортивная фигурка составляла волнующий контраст с этим диким, забытым богом и людьми уголком.

Дощатый пол у правого борта плавучего дома переходил в длинный мол, который вдавался далеко в озеро.

— Я, пожалуй, оставлю акваланг здесь, — произнес я. — Мне хотелось бы сперва осмотреться.

Она молча кивнула. Мы свернули на мол, и передо мной открылась озерная гладь. Мол вдавался футов на тридцать и у конца его были привязаны две небольшие двухвесельные лодки. Озеро было шириной около сотни ярдов. Абсолютно спокойное, оно сияло под солнцем между густыми стенами деревьев, обступивших его со всех сторон, а в двухстах ярдах впереди виднелся широкий мыс.

— Утиная заводь как раз за этим мысом, слева, — сообщила она.

Я с сомнением взглянул на нее:

— И он не имеет ни малейшего понятия, где у него вывалилось ружье?

Она покачала головой.

— Нет. Это может быть в любом месте между пристанью и мысом.

Мне все это продолжало казаться странным, но тем не менее я ничего не сказал, кроме как:

— О'кей. Что ж, пожалуй, можно начинать. Вам придется плыть со мной в лодке, поэтому лучше бы вам переодеться. Эти ваши посудины довольно грязные и сыроватые.