Мертвая хватка - [158]

В общем, я немного офигел и, чтобы привести в порядок смятенные чувства, зашел в первое попавшееся бистро и заказал выпивку. Меня не очень смутили или удивили воистину невероятные прыжки и бег этого марсельского Тарзана – тренированный человек в состоянии стресса способен на многое. Но мне показалось, что я узнал его. А это было совсем уж невероятно.

Я сидел, потягивая какое-то пойло, и, полуприкрыв глаза, восстанавливал в памяти облик обнаженного бегуна: длинные волосы, стройное тело с очень широкими плечами, рельефные мышцы напоминали переплетенные канаты, очень симпатичное лицо, но перекошенное то ли от гнева, то ли от ужаса… Лицо… Лицо! Не может быть!

Повинуясь спонтанному импульсу, я вскочил, будто мне кто-то шило в зад воткнул, испугав при этом двух девиц, сидевших рядом, но тут же опустился обратно на стул, моментально сообразив, что сейчас догнать его и поговорить по душам я просто не в состоянии.

Это был Андрей Карасев по кличке Ерш. Я не мог ошибиться! Но почему он здесь, в Марселе? Какая беда заставила его выскочить на улицу едва не в чем мать родила и бежать сломя голову куда глаза глядят? И кто ему прицепил "хвост"?

Мне нравился этот парень. Очень нравился. Судьба его гнула, ломала, била так больно, и не только по ребрам, но и морально, что другой на его месте давно бы или дуба врезал, или попал в психушку.

Однако он выстоял, уж не знаю, как у него это получилось, и каких усилий стоило. Родись он в благополучной семье и не в нашей адской мясорубке, перемалывающей добро и зло до такой степени, что получалась какая-то невообразимая смесь, именуемая русским менталитетом, глядишь, вышел бы из него достойный гражданин, возможно, гордость нации. А сейчас этот круто сваренный парень – изгой, беглец, темная личность без роду-племени, пытающийся удержаться на плаву, только повинуясь древнему человеческому инстинкту самосохранения и выживания…

Мне стало так неуютно и грустно, что я не стал больше искать гостиницу, а прошлялся почти до самого рассвета по разным сомнительным забегаловкам Марселя, закончив свой бессонный вояж в портовой таверне.

Жизнь – дерьмо. Подытожив такими словами невеселые мысли, я отплыл на Йерские острова, чтобы продолжать искать подтверждение своему похмельному тезису…

Яхта аль-Файеда была видна как на ладони, несмотря на довольно приличное расстояние. Мы кружили вокруг нее словно стая сарычей, не приближаясь, но и не удаляясь настолько, чтобы не могли прийти на помощь, когда это понадобится. Не знаю, догадывался ли Доди о нашем присутствии – скорее всего да; но он, похоже, думал, что яхту охраняют лишь арабы, – однако вел он себя совершенно раскованно. Впрочем, как и любой бы другой влюбленный на его месте.

Наконец я увидел и предмет его воздыханий, что называется, воочию. Да, это и впрямь женщина… С большой буквы. Конечно, она не была в моем вкусе – о вкусах, как говорится, не спорят – такая себе чистопородная англичаночка с приличной фигурой, несмотря на то, что родила двух сыновей, спортивного типа, я бы сказал, задорная, веселого нрава и без малейшего намека на чопорность, присущую уроженкам Альбиона. Она вилась вокруг Доди, словно гибкий плющ, а тот, в свою очередь, с нее глаз не сводил. Я бы на его месте тоже был на седьмом небе от счастья. Такие женщины, увы, редкость.

Они купались, загорали, что-то там пили, но вольностей не позволяли – наверное, боялись вездесущих папарацци, которых и здесь хватало. Наша группа, конечно, не светилась, а вот арабам Рашида доставалось; я не могу вспомнить такого дня, чтобы они не отлавливали очередного пирата на катере и с фотокамерой и не выпроваживали его едва не пинками восвояси, угрожая отправить на дно вместе с плавсредством.

У нас были другие задачи: мы стерегли яхту под водой и вели круглосуточное наблюдение за морем – как с "Салли", так и из космоса; конечно, когда нам выделяли для этого время.

У "дельфинов" была запарка. Они посменно уходили в глубины и барражировали там на своей "малютке" как фантастические акванавты. С одной лишь разницей: если у выдуманных героев из оружия были только элементарные подводные ружья, то боевые пловцы имели такой "джентльменский" набор, что хоть завтра начинай очередной международный конфликт.

Не скучали и "торпеды" во главе с Зигфридом, и Боб Миллер, получивший двух новых подчиненных – механика Фреда и старпома Франсуа, не говоря о Слоули и Трейни; эти орлы пахали как заведенные почти без сна и отдыха. Я даже удивлялся, что они на такое способны. Особенно прослывший сачком Слоули, большой любитель под хорошее пивко поудить рыбку.

Короче говоря, работа кипела: механик и старпом почти не показывались из машинного отделения, что-то долизывали в движках, "торпеды" в экзотическом рванье ковырялись на палубе – то драили ее до седьмого пота, то передвигали ящики, то помогали "дельфинам" уходить под воду в допотопных скафандрах, сверкающих начищенной бронзой махинах, по-зволяющих лишь шагать по дну, но ни в коем случае не плавать. Все это проделывалось для маскировки, если кто вздумает понаблюдать за нами очень пристально. Конечно, под водой, а вернее, в специальном отсеке яхты, находившемся ниже ватерлинии, пловцы освобождались от древних скафандров-гробов и надевали обычное свое снаряжение, чтобы затем по возвращении снова облачиться в ископаемую амуницию и передать ее на поверхности следующему звену. Только Питу приходилось вкалывать за двоих – как шеф группы "дельфинов", он устроил для себя скользящий график и торчал под водой почти три четверти суток. Я попытался было охладить его ретивое, но он лишь отмахнулся – мол, не лезь в чужой монастырь со своим уставом. Я и отстал – делай, что хочешь и как хочешь, лишь бы дно под яхтой аль-Файеда было чистым, без всяких там сюрпризов в виде магнитных мин и наших "коллег", боевых пловцов противной стороны, способных на любую пакость.