«Мерседес» на тротуаре - [66]

— А ничего… У тебя на платформах неплохо получается. — С трудом проталкиваю слова между торопливыми вдохами.

— Бегала, — коротко отвечает Лидочка.

— Вот как? — Я и не знал, что криминальные психоаналитики имеют слабость к спортивному стилю жизни. Как-то, сам собой, в голове всплывает бывший хозяин «запорожца» с редкой фамилией Глущук и язык выдает вопрос: Уж не у Глущука ли училась бегать?

— А ты откуда знаешь? Что, досье на меня собрал?

Во двор резво влетает молодой человек: норковая шапка набекрень, черные джинсы, черная меховая, кожаная куртка. Зимняя спецодежда местной братвы. Пацан на секунду останавливается, пытаясь угадать: в каком направлении мы пытаемся «сделать ноги». Интуиция его подводит. Он устремляется вправо, вокруг нашей пятиэтажки и исчезает из видимости. Да здравствует интуиция, которая подводит!

— Андрюша, а чего это ты от Куска бегаешь? — Я еще не могу отдышаться, а эта криминальная барышня разговаривает так, будто перешла дорогу на зеленый. Зря я отказался от беговых тренировок.

— Я у них аквариум разбил. Кусков обиделся. Теперь хочет в порядке компенсации меня на корм рыбкам отправить. — Добравшись до конца фразы, понимаю: язык снова меня подвел. Уродился же я таким треплом. Так просто, между делом, успеваю разболтать, что был у Кускова в офисе и имел удовольствие с ним познакомиться. И это вместо того, чтобы вытянуть из Лидочки подробности ее взаимоотношений с Куском и прочими благородными бойцами криминального фронта. Но теперь уже отступать некуда.

— А ты, дорогуша, чем коротышке насолила? — Слышал бы меня Кусок, он меня на бефстроганов пошинковал и своим бандита под водочку скормил.

— Да, так… — Лидочка неопределенно машет в воздухе пальчиками. И это называется стратегическое партнерство, благодарность спасенной жертвы и равноценный обмен информацией? Разве на это я рассчитывал?

— Вот что, красавица. Меня совершенно не устраивает такая дружба. Я даже, начинаю жалеть, что не оставил тебя на съедение мальчикам Куска. Это было бы честно, — говорю с оттенком горечи.

— Честно? — Лидочка округляет глаза.

— Ты же ничего не имела против планов использования меня в качестве удобрений, под своей картошкой? Наверное, прикидывала перспективы будущего урожая? — Начинаю отдирать брюки от коросты. Делаю это уже автоматически. Как ритуал. Не ощущая боли. Интересно, как бы мои движения смотрелись на дипломатическом рауте?

— Я была против. — Лидочка насупилась. Знает, стерва, что проверить ее слова невозможно.

— Против чего? — на всякий случай уточняю я.

— Против того, чтобы тебя закопали на огороде. Это глупо и небезопасно.

— Конечно, небезопасно. Я бы там к весне испортился. Почти уверен, что у тебя был другой план. Без нарушения санитарных норм. — Разворачиваюсь и начинаю спускаться вниз.

— Да, — честно признается моя бывшая любовница. — Я предложила тебя затолкать в камазовские покрышки и сжечь. Не вони, не следов.

— Очень трогательно. Пожалуй, я подарю тебя Кускову. Пусть коротышка порадуется. — Я спускаюсь, а она все еще стоит на площадке между этажами. Интересно, чем Лидочка там так увлеченно занята?

— Не успеешь, милый Андрюша.

Я, улыбаясь, оборачиваюсь на Лиду. Кажется, придется умереть, так и не узнав азов психологии. Лидочка спокойно накручивает на ствол пистолета глушитель.

— Прекрасная смерть. «Журналист погиб на посту». «Еще одно заказное убийство искателя истины». Как тебе варианты заголовков в завтрашних газетах? Согласись, это лучше, чем умереть от сифилиса в болоте.

Если в болоте, то почему от сифилиса? Может быть она не психолог, а пациентка психушки? Мои мозги еще пытаются удивляться, а ноги уже бегут. Лидочка промахивается совсем немного. Сантиметр вправо и на первый этаж я прибежал бы без сонной артерии. Это только кажется, что без ног бегать неудобнее, чем без шеи. Пуля остригает мех на воротнике и обдает горячим дыханием кожу.

Лидочке на лестнице без меня становится скучно. Слышу над головой стук платформ по ступенькам. Я уже в курсе: соревнования по бегу мне у Лиды не выиграть. Прорываюсь сквозь внутренние двери подъезда, толкаю наружные, но сам остаюсь в темном тамбуре. Очень хочется дышать. Почему так подло устроен мир: всегда хочется делать именно то, что сию секунду делать нельзя? Когда-нибудь потом — можно. Сколько угодно. А сейчас нельзя. Если Лидочка услышит в моем исполнении флюрографическое упражнение глубокий вдох — глубокий выдох, то этот выдох станет в моей биографии последним.

На мое счастье, Лида слишком торопится нашпиговать меня свинцом. Она влетает в тамбур с пистолетом, а на улицу вылетает безоружной. И поделом. Взялась за оружие-убивай, а не умеешь — не берись.

— На женщину руку поднял?! — Это уже слишком. Могла бы извиниться, хотя бы потому, что теперь пистолет у меня, и заголовки могут выглядеть совершенно иначе. Скажем «Необъяснимое убийство психолога недоучки.»

— Не на женщину, а на ее оружие, — по возможности мягко поправляю я Лидочку. — Пошли, черная вдова.

— Никуда я не пойду, — она повышает голос до полу скандальных интонаций.

— Пойдешь, никуда не денешься. И не только пойдешь, но всю дорогу будешь меня просвещать. Я хочу к концу пути знать значительно больше о преступной деятельности твоих приятелей, чем знаю сейчас.