Мерлин. Моргана. Артур - [87]

На какое-то мгновение ошеломленный Клаудас онемел, но быстро взял себя в руки и ответил Гавейну нарочито сладким и обиженным тоном:

— Король Артур и Круглый Стол были введены в заблуждение самозванцами, ибо как поверить, будто законные наследники, знающие о своих правах, дожидались целых двадцать лет, прежде чем объявиться? Это бессмысленно. Их попросту отобрали и подучили бывшие сторонники Бана и Богорта, которым не терпится расквитаться за поражение в неправедном деле своем, ибо именно они, а не я начали войну.

— Принцесса Вивиана, дочь короля редонов Кардевка, приютила и воспитала наследников под руководством самого Мерлина, чтобы подготовить к будущим обязанностям. И это может засвидетельствовать королева Моргана, владычица Авалона. Ты смеешь ставить под сомнение слова высших лиц империи?

— Никоим образом. Но их самих могли ввести в заблуждение, тогда как для короля Артура невольная ошибка столь прославленных женщин стала непреложным доказательством. Ведь что может быть проще для отчаявшихся и фанатично преданных Бану и Богорту людей, как подобрать первых попавшихся детей и подсунуть их Вивиане в качестве законных наследников? Гораздо надежнее воспользоваться такой уловкой, чем иметь дело со взрослыми самозванцами, ибо дети сами верят в свое ложное происхождение и, поскольку им не нужно прикидываться, разоблачить обман очень трудно.

— Король Бан сам держал веревку, к которой была привязана корзина с его сыном Ланселотом, когда того спускали с крепостной стены Треба в барку Вивианы. А детей Богорта отдала Вивиане их мать — королева Эвейна.

— В таком случае лжет Вивиана. Она сообщница или даже вожак тех, кто придумал затею с самозванцами. И сделала она это из ненависти к своему отцу Кардевку, моему союзнику, ведь ей уже давно пришлось покинуть его двор.

Гавейн посмотрел на Клаудаса с презрительной улыбкой.

— Воздаю должное, — сказал он, — твоей фантазии и бесстыдству твоих доводов. Итак, ты отказываешься выполнять условие мирного договора, установленное королем и принятое тобой?

— Я вовсе не отказываюсь, но при данных обстоятельствах это условие невыполнимо. Следовательно, я могу сохранить завоеванные земли, не нарушив слова.

— В таком случае готовься к войне.

И Гавейн покинул дворец.

Спустя некоторое время Гавейн стоял в полной темноте посреди покатого песчаного берега глубокой и укромной бухты на северном побережье страны гонов. Его окружали все старые воины Бана и Богорта, с которыми он впервые встретился в их убежище в Долине Откуда Нет Возврата. С тех пор они стали вождями тайного, но широко распространившегося повсюду бунта: подстрекали к сопротивлению захватчикам и украдкой создавали будущую армию для наследников Арморики. На возвышающихся над бухтой холмах застыли четыре тысячи беноикских и гонских всадников — все воины из числа мятежников обоих королевств, кто обладал собственной лошадью. В отличие от своих сотоварищей-пехотинцев, они не просились добровольцами, согласно плану Гавейна, в армию захватчиков, ибо знали, что Клаудас, хотя и крайне нуждался в людях, отчего поспешно набирал бретонцев для усиления своего двадцатитысячного войска, кавалерии придавал особое значение и допускал в нее только жителей Пустынной Земли.

Вскоре командная галера военного флота Логриса во главе сорока боевых трирем вошла в бухту и встала на якорь недалеко от берега. На песчаный берег высадились Мордред, Ланселот, Лионель и Богорт, которых сопровождали восемь командиров.

— Король, — сказал Мордред Гавейну, — доверил нам обоим, тебе и мне, руководить войском. Я возьму под свое начало армию Логриса, которая насчитывает восемь тысяч пеших воинов королевской армии. Ты возьмешь под свое начало армию Арморики, поскольку за двадцать лет завязал здесь тесные связи.

— У нас будет только четыре тысячи местных всадников, — сказал Гавейн, — причем они большей частью плохо обучены и не имеют никакого боевого опыта. Жалкая горстка в сравнении с семью тысячами закаленных в сражениях всадников Клаудаса.

— Королю нужна вся кавалерия, чтобы в случае чего быстро прийти на помощь северной армии, ибо в Горре и на Горных Землях опять неспокойно. Тактику свою будем строить исходя из того, что наши пешие воины превосходят врага числом и опытом.

— До чего же мне тяжко сознавать, — со вздохом произнес Гавейн, — что король сейчас, быть может, мчится во весь опор в Каледонию, тогда как мы здесь еле ползаем, улаживая деревенские склоки.

— Благодарю тебя, господин, — вмешался Ланселот, — за уважение, оказанное нашей земле и нашему делу.

— Я не хотел оскорбить тебя, Ланселот. Хоть я всегда готов позубоскалить по любому поводу, ибо такова моя природа, но мне известно, что Арморика — великое королевство, главная ставка для всей империи. Знаю я и то, что битва будет жестокой, а исход ее неясен. Однако мне хотелось бы умереть рядом с королем, поскольку любая другая смерть мне претит.

— Я понимаю тебя, господин. Я и сам чувствую такую любовь к нему, что предпочел бы воевать вместе с ним, хотя здесь на кон поставлено мое собственное наследство.

— Ты славный товарищ, — сказал Гавейн, — и я с удовольствием буду драться за тебя. А сейчас веди сюда своих двоюродных братьев. Я представлю вас вождям и воинам.