Мерлин. Моргана. Артур - [64]

Летом 522 года, вскоре после поражения и гибели Клаудаса, Моргане минуло шестьдесят четыре года. Утром в день своего рождения она с испугом увидела на своем лице и теле первые пометы возраста — едва заметные, странным образом запоздалые, но неизбежные и зримые, показывающие ей, что время, главный ее враг, сокрытый в той мере, в какой щадил ее до сих пор, готовится восторжествовать над ней и уже больше не таится, уверенный в своем успехе. Ей показалось, будто ее красота, еще накануне безупречная, всего за несколько часов утратила совершенство. Внезапно она вспомнила, как тридцать лет назад жуткая колдунья Авалона с насмешкой крикнула ей: «Ты будешь такой, как я… как я!» И она с воплем бросилась на постель, сжавшись в комок от невыносимой душевной муки.

В тот же день, собрав на большом дворе перед южным фасадом дворца всех своих подданных, которых насчитывалось тогда две тысячи человек, она сказала им:

— Настало для меня время удалиться от мира, а для Авалона — вернуться в первобытное состояние. Вы все уедете отсюда, ибо отныне рядом со мной не должно быть ни одного человека. Отдаю вам мои владения — Иску в Британии и Долину Откуда Нет Возврата в Арморике. Я вручу вам дарственные акты и послания: первое — к Артуру Логрскому, который подтвердит доставшееся мне от Утера наследство, второе — к королю Беноика Ланселоту, недавно вернувшему себе свои земли. Он восстановит мое право обладать Долиной, полученное мной от его отца Бана и Мерлина. Вы будете сообща владеть и пользоваться этими двумя угодьями, обширность и богатство которых позволит вам ни в чем не знать нужды. Жить вы будете свободно и в полном равенстве: это значит, что среди вас не должно быть ни господ, ни слуг — всем же рабам моим я дарую вольную. Подчиняться вы будете только правосудию Логриса и Круглого Стола. Начинайте собираться в дорогу прямо сейчас. Вы заберете с собой все сокровища Авалона, включая и те, что находятся во дворце, который мне больше не нужен. Погрузите их на пять трирем и легкие барки. Этой флотилии достаточно, чтобы перевезти всех вас и ваше имущество. Восемьсот человек возьмут курс на Беноик, тысяча сто двадцать — на Логрис, поскольку именно такое распределение соответствует возможностям каждого из угодий. От вас же требую только одного: в первый день каждого месяца, не пытаясь увидеться со мной или даже высадиться на острове, оставляйте в портовых складах пищу, необходимую для моего пропитания. Приказываю вам в последний раз, однако ни малейшего возражения, как и прежде, не потерплю. С тем и прощаюсь с вами сегодня, но скажу напоследок, что я не взяла бы всю Римскую империю на вершине могущества и с великим множеством подданных в обмен на свое королевство Авалон и власть над его маленьким народом. Теперь ступайте.

И она вернулась во дворец. Безмолвная и испуганная толпа долго стояла неподвижно. Затем люди стали разбредаться в разные стороны. Многие — те, что пугливо обожали королеву, питали к ней страстную и сыновнюю любовь, хранили слепую верность и самозабвенную преданность, — безудержно рыдали, словно осиротели в одночасье. Другие, испытывая грусть перед отъездом, радовались свободе и будущим богатствам. Третьи, напротив, страшились как свободы, так и богатства, опасаясь грядущих раздоров и соперничества, которые не смели проявиться под властью Морганы, но отныне могли разрушить сообщество, спаянное одним законом. Были еще и такие, что привыкли жить в полной безопасности, под защитой неприступных укреплений Авалона — их ужасало возвращение в мир, где они чувствовали себя слабыми и уязвимыми. Самые домовитые, хотя и признавали великодушную щедрость Морганы, сокрушались при мысли о запустении, которое ожидает столь процветающий остров: их поддерживали самые старые, напоминавшие о колоссальных работах по обустройству Авалона, и порицали самые преданные, утверждавшие право королевы разрушить то, что она сама создала и что принадлежит только ей одной. Все задавались вопросом о причинах, побудивших Моргану искать полного одиночества. Но каждый направлялся в свое жилье или к рабочему месту, чтобы выполнить отданный королевой приказ.

Два дня спустя все суда в сумерках вышли из гавани. Стоя на высокой стене над воротами, Моргана смотрела, как они удаляются, разделившись на две неравные группы, из которых первая и более малочисленная держала курс на юг, к близкому побережью Беноика, вторая — на север, к далеким берегам Логриса. Когда все они исчезли вдали и во мраке наступающей ночи, Моргана направилась во дворец. Кроме нее, на острове не осталось ни единого живого существа, ни человека, ни животного, а все постройки — дома, фермы, мастерская — обратились в пустую, мертвую, нелепую скорлупу. Ей чудилось, будто звук ее одиноких шагов обрел непомерную силу, откликаясь эхом в крепостных стенах и беспрепятственно заполняя собой гробовое безмолвие. И душа ее, охваченная печалью былого и пустотой грядущего, со сладкой горечью впитывала уныние опустевшего острова, который никогда не казался ей столь прекрасным.

Перед входом во дворец застыла неподвижная фигура. Это была Бондука. Моргана ощутила радость и раздражение одновременно.