Мерлин. Моргана. Артур - [66]

Она подходила к северному караульному посту, когда на севере из-за стелившегося у самой воды тумана показались многочисленные паруса, а затем из дымной полосы вынырнули крутые бока сорока боевых трирем. Флотилия трех королевств возвращалась из Британии. Но Моргана увидела, что их палубы почти пусты, хотя при выходе из Беноика там было множество воинов — теперь же уцелевших едва хватало, чтобы идти на веслах. На носу командной галеры Моргана увидела огромного старца в белых одеждах, которого сразу же узнала. За его спиной, на широком помосте, установленном посреди палубы, лежали тела четырех воинов в полном вооружении. Она медленно двинулась по дозорному пути, следя за продвижением кораблей, которые обогнули восточную сторону Авалона и направились в порт Беноик. Командная же галера, подойдя к южной части острова, отделилась от остальных и встала на якорь. В море спустили легкую весельную барку с небольшим квадратным парусом. Сначала место в ней занял старик, потом ему с величайшей осторожностью передали тело самого рослого воина в самом роскошном вооружении. Старик поднял парус и взял курс на авалонский порт, тогда как трирема продолжила свой путь к Беноику. Спустившись по лестнице со стены, Моргана приоткрыла одну из створок ворот и вернулась во дворец. Там она накинула свиту, полностью закрывавшую лицо, и застыла в ожидании посреди тронного зала.

Прошло много времени, прежде чем вошел старик, неся на плечах тело воина.

— Остановись, Мерлин.

Мерлин вздрогнул, узнав прекрасный, ничуть не изменившийся голос Морганы, и осторожно опустил на пол свою ношу. Моргана переводила взор с Мерлина на Артура. Казалось, что возраст никак не повлиял на них обоих, сохранивших гордую осанку, телесную мощь и гармонию черт. Несмотря на изможденный вид, морщины, пышные седые волосы и бороды, она все так же видела в их лицах чистоту, благородство и красоту — нечто, отражавшее прежний блеск их изумительной юности. Странным образом Мерлин выглядел моложе Артура. И, хотя один был побежден, а другой мертв, они оставались — в поражении и в небытии — героями великой человеческой мечты, еще более прекрасной от того, что она рухнула. Мерлин сказал:

— Артур и Мордред — твой брат и твой сын — убили друг друга и в своем падении увлекли за собой Логрис и Круглый Стол. Я пришел сюда, чтобы исполнить твое желание и сдержать свое слово. И еще чтобы воздвигнуть усыпальницу для Артура, в месте, недоступном варварскому осквернению.

— Хорошо, Мерлин. Тебе придется свершить этот труд одному, ибо я ничем не смогу помочь тебе. Я осталась одна. Возьми все орудия, какие найдешь. Все необходимое тебе возьми из моего замка. Разрушь его до основания, если потребуется. Я позабочусь о твоей пище и о том, чтобы ты ни в чем не нуждался. Но не пытайся ни подойти ко мне, ни заговаривать со мной, даже издали. Когда достроишь усыпальницу, поставь внутри не один, а два саркофага. А потом уходи.

И она исчезла в недрах своего замка.

Пять долгих лет Мерлин работал день за днем, останавливаясь, чтобы передохнуть, только в короткие ночные часы, разделяющие то время, когда он уже больше не видел своей руки, и то, когда снова начинал ее различать. Он собрал сложные леса и сделал машины, способные поднимать на большую высоту тяжелые камни. Он забрал из крепостной стены и из замка все дерево и весь камень, какой смог использовать для строительства, а недостающее вырубил сам в древесных стволах и граните скал. Он построил одну прямоугольную залу, высокую и просторную, вроде кельи, окруженную снаружи резными колоннами, так что они полностью скрывали стены. Внутри ее было свободно, там был лишь голый и гладкий камень, и, как в пещере, малейший звук отзывался долгим эхом. Свет проникал туда только через большие двери с двумя тяжелыми, окованными железом деревянными створками. Посредине он вырезал в камне две гробницы, как и просила его Моргана. На стенах, за исключением той, в которой был вход, — высек историю Логриса: на левой стене — сотворение, на дальней стене — его торжество, а на правой — его гибель. Потом сделал еще девять каменных обелисков высотой в десять футов, шириной в пять и толщиной в три ладони. И на каждом из них вырезал выпуклое изображение. Расставил их вдоль стен, отступив от каждой на два шага, так чтобы изваяния голов были обращены в сторону гробниц. Перед стеной сотворения он поставил четыре таких обелиска, изображавших короля Уэльса, его деда и одновременно отца, его мать, Пендрагона и Утера. Перед стеной славы он поставил только один обелиск, на котором представил Артура. А перед стеной гибели выстроил в ряд четыре оставшихся камня с изображениями Морганы, Мордреда, Вивианы и Ланселота.

Местом для гробницы он избрал южный двор замка, и Моргана могла наблюдать за ним, следя за каждым его движением и жестом, из окон библиотеки, где она укрылась и откуда выходила только ночью, когда он спал. Она видела, как одержимо трудится этот могучий и неутомимый старик, беспощадно отбрасывая все, что казалось ему приблизительным или неумелым, воздвигая здание такого совершенства и красоты, словно он стремился вновь сотворить мир, который на сей раз будет лишен изъянов, словно хотел исправить в мертвом и неподвижном веществе то, что не смог уничтожить в живом теле и в живой душе, словно жаждал, невзирая на сокрушительное поражение, нанесенное ему историей, которая осталась глуха к его мольбам увековечить Круглый Стол, воссоздать идеал, используя в качестве строительного материала камень и слова, чтобы навсегда остановить ускользающее прошлое, побежденную мечту и мертвую плоть, словно преображал трудом рук своих гибель Логриса в нетленное торжество того, что могло бы быть. И Моргана вспоминала его слова, произнесенные в Кардуэльском лесу три четверти века назад: «Нужно попытаться построить дом в пустоте».