Мерлин. Моргана. Артур - [56]

Между тем барка, пройдя через узкий восточный вход в гавань, направилась к берегу и вскоре застыла у пристани. На землю ступили женщина с ребенком на руках и мужчина, походивший одновременно на моряка и на слугу. Женщина была одета в длинную тунику и роскошно вышитый плащ. Густые золотистые кудри ниспадали на ее плечи. С виду ей казалось около двадцати лет. Она была очень высокого роста и так прекрасна собой, что затмевала королеву Гвиневеру, на которую походила возрастом и лучезарной красотой. Ребенку было не больше года.

Беглецы остановились перед громадными воротами Авалона. Моргана, стоявшая на дозорном пути над стеной, смотрела на них сверху.

— Кто ты? — спросила она молодую женщину.

— Я Вивиана, дочь короля редонов Кардевка, властелина третьего королевства Арморики, дарованного ему Артуром Логрским. Меня также называют Владычицей Озера, и я делю с Мерлином его добровольное изгнание.

Спустившись к воротам, Моргана велела приоткрыть одну из створок и вышла наружу одна. Она встала перед Вивианой, и какое-то мгновение обе они безмолвно разглядывали друг друга, тогда как с них не спускали глаз столпившиеся на укреплениях защитники крепости, зачарованные встречей двух этих женщин. Моргана перевела взор на младенца:

— Это твой сын… от Мерлина?

— Нет, это Ланселот, сын короля Беноика. Бан погиб прошлой ночью во время штурма и пожара Треба. Когда я побывала у него вскоре после рождения Ланселота, то обещала ему забрать и усыновить его дитя, если он потерпит поражение в войне с Клаудасом. И я оставила у него одного из своих подданных — вот этого человека, что стоит рядом со мной, дабы он мог иметь гонца, который не побоится пройти через Дольний лес в мой Озерный замок и предупредить меня. Бан послал его ко мне перед самой осадой Треба, ибо знал, что ему предстоит последнее сражение и гибель. Крепость была окружена со всех сторон, кроме моря, поскольку высокие стены и нависающие над водой скалы делают как штурм, так и бегство невозможными. Мы подошли на этой барке к подножию скалы, и по условленному сигналу ребенка спустили к нам в корзине, привязанной к веревке. Но враги увидели нас и не позволили нам высадиться на берег, двигаясь по песчаному берегу параллельно с курсом нашей барки. Мы не могли вернуться в Дольний лес и Озерный замок, поэтому я решила просить убежища на твоем острове, королева Моргана.

— Не зная меня? И ведая лишь то, что любой пришелец, кто бы он ни был, карается в Авалоне смертью? Разве не доходили до тебя распространившиеся по всей Британии, Арморике и далеко за их пределами слухи о моем законе?

— Я знаю тебя, Моргана. Я научилась узнавать тебя каждый раз, когда навещала Мерлина в его убежище — дикой пещере в горах над моим замком, куда дозволено входить только мне. Ибо ты никогда не покидаешь его и останешься в нем до самой смерти. Это он, узнав о том, что я отправляюсь в Треб, велел мне укрыться у тебя, если дорога в мой замок будет перекрыта. Неужели он послал нас — меня и этого мальчика — на смерть, потому что ошибся в Моргане?

Моргана, охваченная внезапной печалью, отвела взгляд в сторону Беноика. Но она быстро справилась с собой.

— Ты надеешься растрогать меня этой неуклюжей риторикой? Какое значение имеет для меня твоя жизнь и жизнь этого мальчика? Ты вдвойне заслуживаешь смерти, ибо не только вторглась незваной на мою землю, но вторжением своим втянула меня в войну, которой я наверняка смогла бы избежать. Что же касается Мерлина, мне будет приятно доказать ему, что и он способен ошибиться — хотя бы один раз.

— Твоя риторика ничуть не лучше моей. Ты втянулась в войну сама, иначе просто позволила бы галере догнать нас, а не стала бы топить ее.

— Любой корабль, который подходит к Авалону без приглашения, должен быть потоплен. Я вовсе не спасала тебя, а просто доказала непреложность своего закона.

— В таком случае, отчего было не пустить ко дну и мою маленькую барку? Или не стоило тратить на нее камень? Что ж, убей меня, если таково твое желание. Но пощади мальчика. Если для тебя не имеет значения его жизнь, то какое значение может иметь его смерть? У тебя нет причин убивать его, ведь он ни в чем не виноват. Вторгнуться можно лишь по собственной воле. Я привезла его сюда, мне одной и должно умереть. В тебе нет доброты, Моргана, но все говорят о твоей справедливости.

— Ты не боишься смерти?

— Напротив. Ибо я прожила совсем мало, и мне хочется жить, потому что я страстно влюблена. Но я очень рано научилась преодолевать страх.

— Ты не умрешь, Вивиана. По двум причинам. Первая не слишком важна и лежит на поверхности. Я не хочу, чтобы этот жалкий завоеватель Клаудас подумал, будто я опасаюсь его и желаю искупить убийство его охотничьих псов, расправившись с их добычей. Вторая гораздо глубже, ибо коренится во мне. Ты — женщина, а я стараюсь не причинять зла женщинам, если могу избежать этого.

— И ты можешь избежать этого, Моргана?

— Когда я говорю, что могу, это почти всегда означает — хочу.

— Значит, ты не хочешь моей смерти?

— Пока нет. Пока я хочу одного — тебя.

Вивиана пристально взглянула на нее. Подобно всем, кому доводилось встречаться с Морганой, она вдруг поняла, что на нее уже подействовало — помимо воли — колдовское очарование, породившее желание и любовь, невзирая на тщетные попытки воспротивиться абсолютной власти, которая исходила как от этой женщины, так и от ее слов.