Мэрилин Монро. Жизнь и смерть - [8]

И к лету у меня появился настоящий ухажер. Двадцати одного года. Хотя он был очень умный, он все же верил, что мне восемнадцать лет, а не тринадцать. Я сумела обмануть его, помалкивая и покачивая бедрами при ходьбе. После того как несколько месяцев назад я покорила учеников на уроке математики, я научилась ходить томной эротической походкой.

Однажды субботним утром мой умный ухажер сказал, что мы едем на океан, купаться. Я бросилась в комнату моей „сестры“ (той самой, что была немного меньше меня) и выпросила у нее купальник. Я провела не менее часа, стоя перед зеркалом, примеряя купальник и практикуя свою походку.

Наконец крики моего потерявшего терпение парня заставили меня выйти к нему. На мне были старые брюки и свитер. Купальник был под ними.

В этот солнечный день на пляже было полно купающихся, а также матерей с детьми. Хотя я родилась и росла всего в нескольких милях от океана, я никогда не видела его вблизи. Долгое время я стояла и зачарованно смотрела на воду. Как будто я увидела свои мечты, раскрашенные золотыми, бледно-лиловыми, голубыми и пенисто-белыми красками. И у меня было поразительное, непередаваемое ощущение огромного праздника. Казалось, всё радуется голубому небу и синей воде.

„Давай, идем скорее в воду“, — командовал мой парень.

„Куда?“

„В воду“, — смеялся он, думая, что я шучу.

А я думала о своем купальнике в обтяжку. Мысль, что надо скрывать себя под водой, имея такой купальник, казалась мне смешной. Но я не стала ничего объяснять. Я стояла и смотрела на девушек и женщин, испытывая некоторое разочарование. Я не ожидала, что половина женского населения Лос-Анджелеса будет красоваться на песке почти без одежды. Я-то думала, что буду единственной.

Мой парень снова проявил нетерпение, так что я сняла брюки и свитер и стояла теперь в одном тесном крошечном купальнике. Я думала: „Я почти голая“, — и, закрыв глаза, стояла неподвижно.

Мой умный друг перестал подгонять меня. И я пошла по песку к океану. Я почти дошла до воды, повернула и двинулась вдоль берега. И случилось то, что уже произошло на уроке математики, но только в гораздо большем масштабе: молодые парни свистели, некоторые вскакивали и подбегали поближе. Даже женщины останавливались, когда я проходила мимо.

Я не обращала на свистки и гиканье никакого внимания. Я их просто не слышала. Меня переполняло странное чувство, словно во мне было два человека. Один — Норма Джин из сиротского приюта. Другой не принадлежал никому. У него не было даже имени. Но я знала, кому принадлежало это существо. Оно принадлежало океану, и небу, и всему миру».

* * *

Норма Джин всегда была «другой», непохожей на остальных школьников. Ее бедность, полусиротство, отсутствие материнской любви, отсутствие отца, легкое заикание, наконец, невозможность пригласить одноклассников к себе домой — все это отделяло ее от других детей, закладывало будущие комплексы и неврозы Мэрилин Монро. Когда в сентябре 1935 года ее привезли в сиротский приют, Норма Джин отказалась там жить, заявив: «Я не сирота!» Но выхода не было, и Норма Джин осталась в приюте.

У нее был мир фантазий. Ее героями стали актеры экрана — Джин Харлоу, Клодетт Кольбер, Джоан Кроуфорд[7] и, конечно же, самый главный ее герой — Кларк Гейбл.

Это смешение реальности и воображения присутствует и в ее рассказах. Так, например, биографы актрисы считают выдумкой эпизод изнасилования, эпизод убийства собаки и многие другие. Сам Бен Хект вспоминал, что он довольно быстро сумел понять, когда Мэрилин придумывает, а когда рассказывает подлинные события. Но его задачей было придание рассказам актрисы литературной формы, а не соучастие в сочинении ее жизни.

Довольно рано в характере девочки появились противоречивые, конфликтные устремления: она мечтала о всеобщей любви, восхищении и поклонении окружающих ее людей, но вместе с тем стремилась к уединению и всю жизнь панически боялась толп поклонников, массы людей на приемах или на съемочной площадке. Да и жизнь в приюте, где она провела около двух лет, приучила ее ценить одиночество. Мать была не в состоянии воспитывать девочку, но и отказывалась отдать ее на удочерение. Несколько семей хотели удочерить Норму Джин, но каждый раз Глэдис говорила «Нет».

В мае 1937 года «тетя» Грэйс забрала Норму Джин из приюта, но отдавала в семьи, так как сама должна была работать. Появилась в жизни Нормы Джин и еще одна «тетя» — Ана. На самом деле и Ана Лоуэр, и Грэйс Макки не были родственницами девочки, а просто сердобольными женщинами, старавшимися спасти ребенка. Вот они, собственно, и занимались воспитанием Нормы Джин. Когда Грэйс вскоре вышла замуж за вдовца с тремя детьми, то смогла взять девочку к себе.

Лет с двенадцати Норма Джин полюбила кино. Ей нравились исторические фильмы типа «Мария Антуанетта» (1938) с Нормой Ширер и Тайроном Пауэром. Она восхищалась Бетт Дейвис в «Иезавели» (1938). Вечером после просмотра, заперев дверь, она повторяла сцены из кинокартин, плакала, воображала себя на месте героинь.

С 14 лет Норма Джин стала ощущать себя женщиной. Грэйс и Ана завивали ей волосы, у нее была отличная кожа без подростковых прыщей; она была довольно высокой и крупной девочкой с развитыми формами.