Мэрилин Монро - [17]
Норму Джин — которой когда-то сказали, что она принадлежит к семье, где «ходят в церковь, а не в кино», — теперь каждый уик-энд на протяжении двух лет кряду забирали в эти храмы воображения, где она видела на экране Кэтрин Хепберн>[31]в роли Джой в «Маленьких женщинах», Мэй Уэст>[32], источающую женскую уверенность в себе в фильме «Она нанесла ему ущерб», Клодет Кольбер>[33], купающуюся нагишом в «Клеопатре», или Ракель Торрес, соблазняющую Гручо Маркса>[34]в «Утином супе». Лучше всего из увиденного она запомнила, насколько Глэдис и Грейс были без ума от ослепительной блондинки — Джин Харлоу>[35]— бесстыдной секс-бомбы, взбиравшейся по ступенькам социальной лестницы в кинофильме «Обед в восемь». «Вот настоящая кинозвезда!» — прошептала Грейс на ухо Норме Джин, указывая на Харлоу и выражая чувства миллионов американцев. С этой минуты, как позднее отметила Норма Джин, «Джин Харлоу была моей любимой актрисой».
Когда Глэдис и Грейс имели работу в кинолабораториях — а ведь их заработки напрямую зависели от этих каждодневно мелькающих на экранах богов и богинь, — Норма Джин получала от них деньги, чтобы спокойно и в безопасности проводить время в кинотеатрах. «Вот я и просиживала там целыми днями, а иногда даже до ночи — маленький ребенок в полном одиночестве перед таким огромным экраном — и была в полном восторге. Я не пропускала ни одной мелочи из того, что делалось в фильме, не оставляя себе ничегошеньки [из денег] даже на поп-корн».
В сентябре, когда Норма Джин пошла во второй класс начальной школы на Селма-авеню, ее записали в журнал, отбросив последнюю букву во втором имени и превратив из «Jeane» в «Jean» — а именно так звали Харлоу. Разумеется, это могла быть обычная описка, но она повторялась настолько часто, что вполне можно предположить: Глэдис и Грейс «примерялись» с девочкой и к Норме Толмэдж, и к Джин Харлоу.
Этой осенью до Глэдис дошли новости из штата Миссури. Ее дедушка Тилфорд Хоген, славный фермер-самоучка, в жизни которого развод стал причиной большого душевного опустошения, тяжело пережил известие о смерти бывшей жены. И все-таки на следующий год, когда Хогену исполнилось уже семьдесят семь лет, он вступил в брак с робкой, великодушной и работящей вдовой Эммой Уайет. Всегда не особенно крепкий здоровьем, он вдруг начал быстро слабеть и сдавать. Да и его жена вскоре стала страдать сердцем.
С момента биржевого краха 1929 года голод и нищета стали в Соединенных Штатах повсеместно распространенными, даже повальными явлениями, а Тилфорд Хоген не обладал устойчивостью к их роковым последствиям. Каждый день сообщалось о сотнях самоубийств по всей стране, вызванных потерей огромных состояний или скромных семейных сбережений. В 1933 году не менее пятнадцати миллионов человек были без работы — каждый четвертый глава семейства. Лопнули десятки банков, каждую неделю закрывались какие-то фабрики и заводы, бесчисленные сельскохозяйственные рабочие превратились в кочующих по стране батраков и пролетариев, а в больших городах буржуазия и аристократия, прежде бесконечно уверенная в себе, искала убежище в хибарках из просмоленного картона и перетрясала мусорные свалки в поисках остатков снеди. В феврале казалось, что народ находится на краю всеобщего нервного срыва, когда в недавно избранного, но еще не приступившего к своим обязанностям президента Франклина Делано Рузвельта, посещавшего Майами, едва-едва не угодила пуля террориста. Рузвельт вступил в должность в марте>[36], и, хотя он вместе с новым правительством обещал радикальные реформы с целью излечения народа от страшной болезни, все понимали, что это вопрос далеко не одной недели. В период всеобщей горечи и паники Тилфорд Хоген оказался до предела измотанным годами несчастий. Состояние его легких и почек ухудшалось столь же быстро, как и положение фермы, арендатором которой он являлся, и в мае 1933 года дед Глэдис был уже не в состоянии содержать себя и Эмму. В этом месяце злая судьба окончательно добила старика: у него собирались отобрать ферму.
Сразу после полудня 29 мая 1933 года Хоген из окна своего маленького деревенского дома в Лэклиде помахал рукой Эмме, которая, крутанув рукоятку, завела движок их старой развалюхи и отправилась за покупками в ближайший городок. Когда она вернулась и позвала мужа, ей не было ответа ни из дома, ни из ближайшей округи. Тогда Эмма отправилась в стоящий немного поодаль и тоже разваливающийся сарай. Войдя внутрь, она увидела покачивающееся тело мужа, которое висело на веревке, перекинутой через балку под крышей. Следствие, проведенное по требованию департамента здравоохранения штата Миссури, без затруднений подтвердило мнение врача: лишенный надежды и гордости Тилфорд Мэрион Хоген оказался не более чем очередным случаем самоубийства в округе Линн в наихудшем году великого кризиса.
Хотя Глэдис никогда и никак не сталкивалась с Тилфордом (о его печальной кончине она узнала из письма дальней родственницы), полученное известие вызвало у нее сильное потрясение, после чего она впала в депрессию. Ее отец, как она была ошибочно проинформирована, умер в результате безумия; одной из причин смерти матери признали маниакально-депрессивный психоз; сейчас — дед ушел из жизни, наложив на себя руки. Все это убеждало Глэдис в том, что над их семьей действительно тяготеет роковое клеймо психических болезней. Ее невозможно было переубедить. Вечерами она степенно и безостановочно вышагивала по дому, бормоча про себя молитвы и читая вслух Библию. Неутолимая в своем горе, Глэдис отказывалась от пищи и сна, отчасти поддаваясь только уговорам со стороны Грейс. Норма Джин, до смерти перепуганная непривычной и такой длительной печалью матери, принесла той чай и, держа за руку, умоляла Глэдис отдохнуть и перестать всхлипывать.
