Мэрилин Монро - [39]

* * *

— В ту ночь я сделал много снимков с Мэрилин, — сказал Келли. — Продать их было трудновато. Где бы я ни показывал снимки, всюду сомневались, будут ли они пользоваться успехом. Один снимок купила за 250 долларов «Уэстерн литограф», еще один за 500 долларов купил Джон Баумгарт[14]. И за эти жалкие пять сотен я продал все свои права на них. Полагаю, этот Баумгарт заработал на них миллион. А Мэрилин так и вообще за них ничего не получила. Паршивые пятьдесят долларов. Надеюсь, это паблисити не повредило ей…

— А что случилось с другими двадцатью двумя снимками, которые вы сделали большой камерой?

— Не знаю, — сказал Келли. — Чертовы шуточки. Негативы хранились у меня в архиве, это наверху. Ну и как-то вечером туда вломился вор. Он не взял ничего из дорогостоящего оборудования! Ни к чему не притронулся, кроме… кроме негативов. Забрал их все. До единого. Псих, что ли?

* * *

Если бы у Мэрилин уже в те годы был присяжный биограф (каким позднее стал Морис Золотов) или хроникер-летописец (вроде Сиднея Скольского, который в пятидесятые годы описывал чуть не каждый ее шаг), он, конечно, отметил бы определенную тройственность существования будущей Богини экрана. Фотосеансы, профессиональная (актерская) подготовка и… то, что когда-то называли «опасными связями», — эти процессы шли параллельно и охватывали практически все стороны жизни Мэрилин. Интенсивные фотосеансы, увенчавшиеся «обнаженными» календарями, распространяли по городам и весям Америки свеженькое личико и эффектные пропорции молоденькой «старлетки», которая действительно представляла собой в ту пору «нечто новенькое» на рекламных щитах и страницах иллюстрированных журналов. Не менее интенсивно проходила и профессиональная подготовка — все те же классы, тренаж, декламация и проч. Помимо студийных занятий Мэрилин, по-видимому, под давлением новой подруги, Шелли Уинтерс, какое-то время занималась в Актерской лаборатории (Actors Lab). Эта школа была создана в 1939 году в Голливуде Морисом Карновским, Фёб Брэнд, Эдвардом Бромбергом и Романом Бохненом и представляла собой группу, отпочковавшуюся от знаменитой нью-йоркской Груп-тиэтр Х. Клермена, Л. Страсберга и Г. Крауфорда. То был первый контакт Мэрилин если не с самим Ли Страсбергом, то по крайней мере с его школой, с методом подготовки актера. О качестве преподавания в Актерской лаборатории сегодня можно судить, например, по словам той же Шелли Уинтерс: «Исполнение, которое я там видела, не имело ничего общего с тем, что называлось «исполнением» на «Коламбии» и обучение чему мне оплачивали». Кроме этого, опять же Шелли Уинтерс попыталась (правда, неудачно) ввести Мэрилин еще в одну группу по подготовке актеров, на этот раз возглавлявшуюся Чарлзом Лаутоном (впоследствии Мэрилин сыграла с ним в фильме «Полный дом О. Генри»).

В этой связи Гайлс полагает, что «основной проблемой, стоявшей перед Мэрилин как актрисой, было разрушение стены между ней и остальными, ей следовало добиться взаимодействия. Не нарциссизм был причиной этой стены — только оборона». Мне же кажется, что все было проще. Конечно, этот комплекс (своего рода защитный механизм), побуждающий человека то и дело замыкаться в себе, вполне реален. Только Мэрилин-то не имела к нему ровным счетом никакого отношения. Как и многие биографы, Гайлс убежден (по-видимому, со слов Джима Дахерти), что над Мэрилин всю ее жизнь довлело детство Нормы Джин, нежеланного и нелюбимого ребенка. «Даже у сильных мужчин в глазах появляются слезы, когда она рассказывает историю свой жизни». Это — из официальной биографии, составленной в отделе по связям с общественностью компании «XX век — Фокс».

Такова легенда. И некоторые объективные обстоятельства, естественно использованные в легенде, были действительно неблагоприятными. Но сама-то Норма Джин, как мы убедились, вела обычную детскую жизнь и никакой особой нелюбви к себе не испытывала. Я уж не говорю о ее природной способности к приспособлению, выработанной, как у собаки, в результате частой перемены места жизни. Поэтому я полагаю, что основная профессиональная проблема, стоявшая перед Мэрилин с первых и до последних дней ее кинематографической карьеры, — это отсутствие собственно актерских, исполнительских, лицедейских данных. И с этим недостатком не сумел справиться ни один педагог по актерскому мастерству, даже Ли Страсберг, вместе с женой опекавший впоследствии Мэрилин до конца ее жизни. Поэтому рискну высказать предположение, что Мэрилин никогда не была актрисой в прямом смысле этого слова, то есть не создавала образа, не жила «другой» жизнью. Разумеется, я опять забегаю вперед и в своем месте остановлюсь на этом подробно, но все неудачи Мэрилин в сороковые годы объяснялись не равнодушием того же Занука к никому не известной «старлетке» (раз платят деньги, какое уж тут равнодушие!) и тем более не враждой, а ее актерской беспомощностью, отсутствием исполнительского дарования. Можно не сомневаться, что, будь она действительно талантливой актрисой, Занук не расторг бы с ней опционного контракта даже в условиях, когда эти контракты со «старлетками» становились нерентабельными.