Меридон - [57]

– Так все будет хорошо? – спросила я.

– Все будет хорошо, – ответил он и, склонившись, нежно поцеловал меня в лоб.

Я устояла и не отшатнулась от его прикосновения.

Когда я вышла во двор, в лицо мне ударил ветер, и я ослепла от снега. Склонив голову, я побежала к конюшням. Дэвид сказал, что все будет хорошо. Дэвид сказал, что птица ничего не значит, и то, что ее тень упала на Дэнди, тоже ничего не значит. Если бы была какая-то опасность, Дэвид бы меня предостерег.

Я взобралась по лестнице в нашу спальню, сбросила в холодной комнате одежду и упала в постель.

Я не хотела ни о чем думать.

12

Мы все скучали по Дэвиду, но дни наши проходили так, словно он все еще был с нами. Вместо ласкового низкого голоса с валлийским выговором ритм отсчитывал Джек, они трое ругались, ссорились и сговаривались о том, как будут заниматься и упражняться. Джек часто приходил к нам с Робертом на выгон, и мы разучивали новые трюки с лошадьми.

Мысль Роберта о том, чтобы вызывать зрителя на пари проехаться на Море, получила забавное продолжение. Сперва я ехала на Пролеске по кругу, вольтижируя и танцуя на ее спине. Мне еще предстояло научиться прыгать через обруч, но я уже могла пару раз прыгнуть на плоской стопе и пару раз – повыше.

– Выпрямись! – снова и снова кричал мне Роберт, поскольку я стояла на полусогнутых ногах, оттопырив зад, чтобы удержать равновесие.

Выпрямить ноги, стоя на спине лошади, как я выяснила, можно было простым усилием воли. В том некрасивом полусогнутом положении, которое я невольно заняла, было ничуть не легче. Возможно, я даже усложняла себе задачу. Но меня так утешала мысль, что я могу дотянуться и схватиться за пегую гриву.

Роберт снова кричал: «Выпрямись!» – и я заставляла себя распрямиться и смотреть вперед, высоко подняв подбородок, вместо того чтобы с тоской пялиться на широкую спину Пролески.

Мы готовили номер, в котором я должна была прыгать и пролетать через обруч, стоя на спине Пролески. Потом Джек, в бумазейных бриджах и гетрах, должен был выйти из толпы, изображая подвыпившего молодого фермера, и потребовать, чтобы ему дали прокатиться. Сперва я должна была отказываться и отворачиваться от него, после чего Джек принимался бежать по дальнему краю арены и прыгал на мое место, сталкивая меня с лошади.

Мы часто сталкивались головами, иногда врезались друг в друга и падали, каждый со своей стороны. Пролеска была умницей, стояла твердо, как скала, даже когда Джек вспрыгнул, а я не соскользнула, и мы повисли друг на друге, залившись усталым смехом.

Потом я должна была продолжать выступление, а Джек запрыгивал на лошадь. Если я стояла достаточно близко к хвосту, не загораживая ему место, столкнуться было трудно. Джек прыгал и вставал лицом назад, потом разворачивался к голове лошади, но обе ноги оставались на одной стороне. Потом он ложился на спину скачущей лошади, раскинув руки и ноги по разные стороны. Переворачивался, как мешок с крупой. В финале он проползал под брюхом Пролески, а потом повисал на ее шее.

Мы так много тренировались, что наловчились и делали все быстро, но нам не казалось, что это смешно. Мы поняли, как хорошо это будет смотреться во время представления, только когда однажды Дэнди и Кейти, закончив заниматься пораньше, пришли на нас посмотреть, да так и рухнули на траву от хохота.

Роберт, день за днем стоявший в середине холодного луга, задумчиво посмотрел на это и пошел прочь, грызя черенок трубки и бормоча себе под нос:

– Дама и Шут, Девушка и Бродяга, Конные Клоуны.

На следующий день он вызвал рисовальщика вывесок и долго разговаривал с ним во дворе конюшен, пока я занималась с пони на выгоне, а Джек, Дэнди и Кейти упражнялись в амбаре.

Конный балаган изменился до неузнаваемости, теперь, когда я могла выступать на арене, и у нас было два акробата, работавших гротески. Я еще не знала, в каком порядке Роберт собирается выставить номера в представлении, но у нас была группа танцующих пони, Снег со своими трюками, считавший флаги и делавший вычисления, мы с Джеком, исполнявшие два трюка без седла на двух лошадях, мой танец на спине Пролески и вторая часть номера, когда Джек выходил, переодевшись фермером. Маленькие пони, конечно, по-прежнему могли показывать битву при Бленхейме; теперь она была даже более впечатляющей, поскольку цвет британской кавалерии превосходил французов четыре к трем, а для завершения представления Роберт готовил какую-то историческую живую картину.

– Что-то вроде Саладдина, но с тремя девушками, – говорил он себе, попыхивая трубкой, как делал, когда что-то обдумывал.

Он обошел двор конюшни по дуге. Трубка выпустила победное облачко.

– Похищение Сабинянок, – сказал себе Роберт.

На дороге мы теперь тоже должны были смотреться внушительно. У нас был Снег – серый жеребец Роберта; Море – мой серый жеребец; Пролеска и Моррис – две лошади для гротесков; Гордячка – новая лошадь, тянувшая фургон, и семь маленьких пони. Гордячка была тяжелой тягловой лошадью, которую Роберт купил на деньги, выигранные в солсберийском пари, чтобы запрячь ее в новый фургон, куда предстояло погрузить снаряжение для воздушного номера и новый задник, который он заказал. Пролеска и Моррис предназначались для жилых фургонов. Этим летом Уильяму тоже предстояло отправиться в дорогу, в первый раз. Роберт, хоть и был скуп, все-таки понимал, что они с Джеком вдвоем никак не установят снаряжение. После двух представлений нам, конечно, нужна будет помощь с лошадьми.