Меридиан - [30]

— Я поняла.

— Уверена?

— Да. Теперь я лучше все поняла.

— Хорошо. Пойдем съедим по куску пирога перед уходом. Шейла готовит потрясающие хрустящие штучки с замороженными фруктами.

Тетушка обняла меня и хихикнула: — Я очень неравнодушна к её крему из ревеня.

— Я никогда не пробовала ревень.

— Тогда ты обязана его попробовать. Ты хорошо держишься, маленькая. Знаю, это может быть тяжело.

_________

Следующим утром я приготовила нам легкий завтрак, думая, что Тенс может объявиться в любую минуту. Когда же он не пришел, я начала беспокоиться. Тетушка то шила, то дремала, закрывая глаза прямо между стежками. Ее подбородок падал на грудь, и она просыпалась.

— Где Тенс? — спросила я.

— У него есть пара дел. Он скоро вернется.

Я положила дневник и стала смотреть, как она шьет. Ее пальцы порхали над ниткой и тканью

— Научишь меня шитью? — спросила я.

Она с удовлетворением улыбнулась.

— С удовольствием.

Она похлопала по дивану рядом с собой и поставила мне на колени корзинку с лоскутами.

— Возьми два куска ткани.

Она порылась в другой корзинке в поисках иголки и нитки.

— Я шью для того, чтобы забыться. Любая Фенестра должна найти способ справляться с воспоминаниями — кто-то готовит, кто-то рисует. Я вот шью.

— Воспоминаний?

— Каждая душа оставляет в нас частичку информации. То, что было для них важно.

— Так вот почему! — воскликнула я, роняя ткань.

— Что почему, дорогая?

— Селия любила Ореос, Барби-Черлидершу, и морскую свинку по имени Шрек. Я то-решила, что я все это выдумала!

— Нет, дорогая. Мне кажется, что если бы ты подумала, ты бы заметила и признаки животных. Такой удивительный писк комаров. Весенний запах. Вкус чистой воды.

Я кивнула. У меня были воспоминания и ощущения, которые, казалось, не имели никакого смысла. Я попыталась продеть нитку в иголку, но после пятого промаха, тетушка забрала её у меня.

— Со временем становится невыносимо. Слишком невыносимо. Поэтому я делаю истории из ткани от каждой проходящей сквозь меня души.

Я посмотрела на стопки одеял, которые были повсюду.

— Это все они? — тут должны были быть отражены сотни — не сотни, тысячи — историй.

— Все складывается, не так ли?

Я попыталась завязать узелок на конце нити, как меня учили, но бесполезно. Тетушка похлопала меня по коленке.

— Ты справишься со времени. Шитье требует тренировки.

— Как и все остальное?

— Да. — Вдруг ее лицо стало белым как мел, она повернулась к двери.

Кустос утробно зарычала.

Я замерла.

— Что?

Тетушка быстро покачала головой.

Я ждала, мое сердце гулко колотилось. Я чувствовала разлитый в воздухе страх. И что-то еще.

Кустос подошла к входной двери, и замерла, пригнув голову и хвост.

Мы сидели на местах, как будто пойманные, в течение, может быть, секунд, может быть часов. Потом тетушка встала.

— Все в порядке.

— Что? Что происходит? — спросила я, облизывая пересохшие губы.

Тетушка отложила шитье и сняла ружье, висевшее на крюках на стене.

— Какого черта? — в ужасе воскликнула я. Крошечная старушка с ружьем никак не сочетались.

— Сиди здесь, — приказала она.

Я пошла за ней: — Нет!

Она выглянула в окно рядом с входной дверью.

— Ну и где все? — Вдруг заорал Тенс, с грохотом закрывая заднюю дверь и протопав сквозь кухню.

Мы обе отскочили и обернулись, когда он вышел в холл.

— Что случилось? — он подбежал к тетушке и взял ружье из ее трясущихся рук.

— Я не знаю, — оветила я.

— Ты видел что-то? — спросила его тетя.

— Нет, я прошел через задворки. Что происходит?

— Кто-то здесь есть, — ответила тетушка ему.

— Кто?

— Я ощущаю присутствие кого-то похожего на Фенестру, но пагубное.

— Ности?

— Что? — ахнула я. Я ничего не слышала.

— Я не знаю. Я никогда не оказывалась в одном месте с ними. Я не знаю, как ощущается их энергия.

— Когда? — Тенс отодвинул нас от двери. Приоткрыл ее и приказал Кустос стоять на месте. Его плечи не давали мне ничего увидеть, но его реакция заставила меня толкнуть его, чтобы я могла осмотреться.

Стрела с горящим наконечником была воткнута в дверь. Обезглавленная и выпотрошенная полосатая кошка лежала на пороге. Застывшая кровь чернела вокруг ее трупа. Из ее живота вываливались куски чего-то, что, как я поняла, когда-то было котятами.

Я подавилась, разглядывая эту бойню. Я вышла и споткнулась. Когда я упала на колени в снег у дома, меня стошнило завтраком.

— Вот дерьмо! — Тенс спустился по лестнице и осмотрел кровавое месиво. — Дерьмо! — Он постучал по ступенькам и шинам Ленд Ровера.

Тетушка наклонилась к нему.

— О Господи, только не это опять.

Я пошла на чистый снег и приложила его пригоршню к лицу, упиваясь чувством чистоты и холода.

Тетушка подошла ко мне и протянула платок.

— Пойдем обратно в дом. Выпьем чая.

— Но…

— Я все уберу, идите, — Тенс не глядя на меня, втолкнул нас в дом.

— Но за что? — спросила я тетушку, помогая ей на кухне. Не было ни одной достаточной причины для этого. Из нее как будто ушли все силы.

— Предупреждение. Обещание. — Казалось, она полностью потеряна.

— От кого?

— Ты ничего не почувствовала? Пока мы шили? — тетушка отмерила нужное количество чая и насыпала его в заварочный чайник, но ее движения были замедлены и ее трясло.

Я отодвинула для нее стул и взялась наливать чай.