Мэр Кэстербриджа - [121]

Мало-помалу Хенчард заметил плясуна, который отплясывал с таким пылом, что сам Фарфрэ ему в подметки не годился. Это показалось ему странным, а еще более странным было то, что всех затмивший танцор — кавалер Элизабет-Джейн. Впервые Хенчард увидел его, когда он горделиво плыл вокруг комнаты, спиной к двери, откинув назад подрагивающую голову и забрасывая одну ногу за другую так, что они напоминали букву «X». Но вот он появился с другой стороны: носки сапог мелькают впереди, грудь колесом, белый жилет, лицо запрокинуто. Это счастливое лицо… оно предвещало крушение последних надежд Хенчарда. Это было лицо Ньюсона. Значит, он все-таки пришел и вытеснил его, Хенчарда.

Хенчард подвинул стул к двери и несколько секунд сидел неподвижно. Потом он встал во весь рост и стоял, подобно одинокой руине, омраченной «тенью своей низвергнутой души».

Но он уже не мог стойко переносить удары судьбы. Волнение его было столь велико, что он хотел было уйти, но не успел; так как танец окончился, экономка доложила хозяйке об ожидающем ее незнакомце, и Элизабет сейчас же вошла в комнату.

— Ах… это… это вы, мистер Хенчард! — проговорила она, отшатнувшись.

— Как? Элизабет! — воскликнул он, сжимая ее руку. — Как ты сказала? «Мистер Хенчард»? Не надо, не надо так оскорблять меня! Называй меня негодным старым Хенчардом… как угодно… только не будь такой холодной! О милая моя девочка… я вижу, у тебя вместо меня другой… настоящий отец. Значит, ты знаешь все; но не отдавай ему всего своего сердца! Оставь хоть маленькое местечко мне!

Она покраснела и осторожно высвободила свою руку.

— Я могла бы любить вас всегда… я с радостью любила бы вас, — промолвила она. — Но возможно ли это, если я знаю, что вы меня так обманули… так жестоко обманули меня! Вы уверили меня, что мой отец не отец мне… вы многие годы скрывали от Меня правду, а потом, когда он, мой любящий родной отец, пришел искать меня, вы беспощадно оттолкнули его коварной выдумкой, — сказали, что я умерла, — и это чуть не разбило ему сердце. Как же мне любить или хотя бы поддерживать того, кто так с нами поступил!

Хенчард открыл было рот, чтобы объясниться. Но снова стиснул зубы и не проронил ни звука. Мог ли он так, сразу, разубедить ее, найти смягчающие обстоятельства для своих тяжких прегрешений; мог ли сказать, что сначала сам был обманут и не подозревал, что она ему чужая, пока не узнал из письма ее матери, что его родная дочь умерла; мог ли в ответ на второе ее обвинение объяснить, что ложь его была последним отчаянным ходом игрока, которому ее любовь была дороже чести? Многое мешало ему оправдаться, и особенно то, что он не настолько ценил себя, чтобы пытаться облегчить свои страдания страстной мольбой или убедительными доводами.

Поэтому он отказался от своего права на самозащиту, и его беспокоило только то, что Элизабет расстроена.

— Не огорчайся из-за меня, — сказал он с горделивым достоинством. — Я вовсе этого не хочу… особенно в такой день. Напрасно я пришел к тебе… вижу, что ошибся. Но это в последний раз, и ты уж меня прости. Я больше не буду беспокоить тебя, Элизабет-Джейн… нет, — до самой моей смерти! Спокойной ночи! Прощай!

И не успела она собраться с мыслями, как Хенчард шагнул за порог, вышел из дома через черный ход — тем же путем, каким вошел, и скрылся из виду.

Глава XLV

Прошло около месяца с того дня, которым закончилась предыдущая глава. Элизабет-Джейн уже привыкла к своему новому положению, а поведение Дональда отличалось от его поведения до женитьбы только тем, что после делового дня он больше прежнего торопился вернуться домой.

Ньюсон, который, как и следовало ожидать, способствовал веселью на свадьбе больше, чем сами новобрачные, после свадьбы прожил в Кэстербридже три дня, причем все на него глазели и ухаживали за ним, как и подобает, когда на родину возвращается очередной Робинзон. Но трудно было взбудоражить Кэстербридж драматическими возвращениями и исчезновениями: в этом городе вот уже несколько столетий происходили выездные сессии суда, так что сенсационные уходы из нашего мира, отъезды на край света и тому подобное случалось здесь каждые полгода; поэтому, а может быть, еще почему-нибудь, горожане не потеряли своего душевного равновесия из-за Ньюсона. На четвертое утро люди видели, как он с безутешным видом поднимается на холм в жажде хоть одним глазком взглянуть на море. Близость к соленой воде оказалась столь необходимой для его существования, что он решил поселиться в Бедмуте, несмотря на то, что дочь его жила в другом городе. В Бедмут он и уехал и там снял квартиру в коттедже с зелеными ставнями и с окном-фонарем, которое так далеко выступало вперед, что стоило только распахнуть боковую оконную раму и высунуться наружу — и можно было сколько угодно любоваться вертикальной полоской синего моря, виднеющейся между высокими домами узкой улочки.

Элизабет-Джейн стояла в гостиной на верхнем этаже, склонив голову набок и критически разглядывая переставленную ею мебель, как вдруг вошла горничная и сказала:

— Позвольте вам доложить, сударыня, мы теперь знаем, откуда взялась птичья клетка.