Менялы - [113]

В кабинете Натансона, кроме самого управляющего, Майлз застал ещё двух человек. Один был Русский, ростовщик-акула Оминский. Другой — здоровенный детина с мясистым лицом. Майлз видел его в клубе несколько раз и знал, что это Тони Медведь Марино. То, что Тони Медведь был главным, не вызывало сомнений — здесь все перед ним трепетали. Всякий раз он подъезжал к «Двум семеркам» в роскошном «кадиллаке» с шофером и сопровождающим — наверняка оба были его телохранителями.

Когда Натансон заговорил, было видно, что он нервничает.

— Майлз, я рассказал мистеру Марино и мистеру Оминскому о том, как ты нам помогаешь. Они хотели бы, чтобы ты оказал им услугу…

— Подожди за дверью, — резко перебил управляющего Оминский.

— Хорошо, сэр. — И Натансон торопливо вышел вон.

— Там в машине находится старик, — сказал Оминский Майлзу. — Тебе помогут ребята мистера Марино. Втащите его сюда: а потом держи его взаперти. Помести его в какой-нибудь комнате по соседству с твоей, и чтобы он никуда оттуда не вылезал. Старайся не оставлять его одного, но уж если тебе приспичит уйти, запирай на ключ. Ты отвечаешь за него головой.

— Мне что, его силой удерживать? — с сомнением спросил Майлз.

— Сила тебе не понадобится.

— Старикан знает, что к чему. Он не станет лезть на рожон, — сказал Тони Медведь. Для человека его комплекции у него был очень высокий голос. — Ты, главное, не забывай, что он нам позарез нужен, и обращайся с ним получше. Но смотри не давай ему пить. Он будет просить. Не давай ничего. Ясно?

— Вроде да, — ответил Майлз. — А сейчас-то он без сознания, что ли?

— Совершенно пьяный, — сказал Оминский. — Неделю не просыхает. Твоя задача — привести его в чувство. Пока он будет здесь — дня три-четыре, — другая работа подождет. Если сделаешь все как надо, — добавил Оминский, — тебе зачтется.

— Постараюсь, — ответил Майлз. — А как имя этого старика? Я же должен буду как-то его называть.

Оминский и Тони Медведь переглянулись.

— Дэнни, — сказал Оминский. — Этого достаточно.

Спустя несколько минут водитель-телохранитель Марино проворчал, с отвращением сплюнув на тротуар:

— Черт побери! От старого пердуна воняет, как от кучи дерьма.

Оба телохранителя и Майлз Истин разглядывали неподвижную фигуру на заднем сиденье четырехдверного «доджа», стоявшего у края мостовой. Ближняя к ним задняя дверца была открыта.

— Попробую его отмыть, — сказал Майлз и поморщился от резкого запаха рвоты. — Для начала его надо втащить в дом.

Совместными усилиями они извлекли старика из машины. В тусклом свете фонарей можно было различить лишь копну спутанных седых волос, бледные, впалые, давно не бритые щеки и полуоткрытый рот с беззубыми деснами. Одежда на старике была грязной и потрепанной.

— Он, часом, не помер? — спросил второй телохранитель.

В этот момент на Майлза изрыгнулся поток рвоты.

Водитель-телохранитель усмехнулся:

— Не помер. Пока.

Они внесли безжизненное тело в клуб, затем по запасной лестнице — на четвертый этаж. Майлз, заранее захвативший ключ от комнаты, открыл дверь. То была такая же крошечная конура, как и его собственная, — вся обстановка состояла из узкой кровати, комода, двух стульев, умывальника и пары полок. Заглянув внутрь, Майлз сказал: «Подержите его». Он сбежал вниз по лестнице и принес из гимнастического зала резиновый мат. Вернувшись, он расстелил мат на кровати. На него и уложили старика.

— Он полностью твой, Майлзи, — сказал водитель-телохранитель. — Пошли отсюда, пока меня самого не стошнило.

Превозмогая отвращение, Майлз раздел, умыл и обтер старика влажной губкой. Когда с этим было покончено, он с трудом вытащил из-под него мат и устроил, теперь уже менее зловонное тело, на кровати.

Раздевая старика, Майлз побросал одежду на пол. Теперь он принялся складывать её в два целлофановых пакета, чтобы завтра отдать в стирку и в чистку. Он вынул из карманов все их содержимое. В одном из карманов пиджака оказалась вставная челюсть. В других — всякая всячина: расческа, очки с толстыми линзами, золотые ручка и карандаш, связка ключей; во внутреннем кармане — три кредитные карточки «Кичардж» и туго набитый бумажник.

Майлз промыл вставную челюсть, опустил её в стакан с водой и поставил стакан возле кровати. Очки он положил рядом. Затем принялся рассматривать кредитные карточки и бумажник.

Кредитные карточки были выписаны на Фреда У. Риордана, Р. К. Беннетта и Альфреда Шоу. На обороте каждой из них стояла подпись — рука была везде одна и та же. Майлз проверил дату выдачи и срок действия кредиток — все они были в силе. Насколько Майлз мог судить, кредитные карты были подлинными.

Он открыл бумажник. В окошечко из прозрачного пластика было вставлено водительское удостоверение. Поскольку пластик был пожелтевшим и мутным, Майлз вынул удостоверение — под ним оказалось второе, а там и третье. Фамилии на удостоверениях совпадали с фамилиями на кредитных картах, однако все три фотографии были одинаковыми. Он всмотрелся повнимательнее. Даже сделав скидку на давность снимков, можно было с уверенностью утверждать, что все они изображали старика.

Майлз начал пересчитывать деньги. Он попросит Нейта Натансона спрятать кредитки и бумажник в сейф, но предварительно он должен знать сумму. Сумма оказалась неожиданно крупной — пятьсот двенадцать долларов; половина из них — новенькими двадцатидолларовыми банкнотами. Они-то и заинтересовали Майлза. Он тщательно осмотрел несколько банкнот, ощупывая поверхность кончиками пальцев. Затем взглянул на старика — тот спал глубоким сном. Майлз бесшумно выскользнул вон — в свою комнату напротив. Он тут же вернулся, держа в руках увеличительное стекло, с помощью которого вновь стал разглядывать двадцатидолларовые купюры. Интуиция его не подвела. Это были и в самом деле фальшивки, хотя по качеству не уступали тем, что он купил здесь, в «Двух семерках», неделю назад.