Меня зовут Бренда Джейн - [35]

Все это время Хэмиш был для нее единственной опорой. Она пользовалась его душевной щедростью, принимала все, что он ей давал, – его время, его внимание и заботу. Теперь ее состояние осложнилось. Значит, она станет для него еще большей обузой, прежде чем добьется окончательного выздоровления.

Но дело было даже не в рецидиве болезни. Боль поселилась в ее душе. И все из-за Хэмиша Чандлера. Ужасно было сознавать, что она может быть рядом с ним, лишь пока зависима от него. Только эксплуатируя его доброту, может жить в его доме, видеть его за обедом, наблюдать, как он служит вечерний молебен, чувствовать его случайные прикосновения, слышать его веселый смех. И в то время как она изо всех сил цепляется за него, он ждет ее выздоровления, чтобы продолжать жить дальше, чтобы найти женщину, которую полюбит настолько, что сможет жениться.

Она решила не говорить ему, что ей грозит операция. Не говорить, что ее снова кладут в больницу и все начнется сначала. Бренда не хотела об этом думать. Но не могла думать, ни о чем другом.

Хэмиш не видел Бренду со среды, с вечернего молебна, а сегодня уже пятница, послеобеденное время. Миссис Би тоже тревожилась:

– Она то сидит у себя в комнате, то куда-то уезжает. И все время сама не своя.

– А вы не представляете, где она сейчас может быть?

– Говорила, что назначена к врачу, но это было в десять утра.

– Все будет в порядке, – сказал священник, отнюдь не уверенный в этом. Его томило беспокойство. – Позвоните мне, когда она появится.

Не в силах ничем заняться, он сделал то, к чему всегда прибегал в подобных случаях, – отправился в церковь.

Войдя в главный зал, он остановился, пораженный: на коленях перед алтарем стояла Бренда, ссутулившись, низко опустив голову. Костыли валялись на полу, словно она их просто кинула.

Волнуясь, он глубоко вдохнул, потом неслышным шагом подошел к девушке. Тишина в церкви была мертвая.

Когда он остановился позади нее, Бренда спросила:

– Это вы, Хэмиш?

– Да, это я, – ответил он тихо. Обернувшись, девушка села на ступеньку.

– Я не умею молиться, – прошептала она с трагическими нотками в голосе.

Удивленный, священник опустился на ступени рядом с ней.

– А вы постарайтесь выговориться, как если бы рядом с вами был близкий человек.

– Но у меня нет близких отношений с Богом, – сказала Бренда. – И никогда не было. И я не знаю, где Его искать.

– Ну что ж, просто будьте у Него на виду. Он сам вас найдет. – Протянув руку, Хэмиш привлек ее к себе, голова ее очень уютно поместилась у него на плече. – Ведь вы всегда боялись, что я вытащу Библию и начну гнусавить о грехах и о милосердии Господнем, о том, как надо почитать Бога и как важно ходить в церковь, особенно по воскресеньям. Я прав?

– У меня всегда наготове были возражения. Но вы обезоружили меня именно тем, что ничего не проповедовали. И вот теперь я здесь, и не знаю, услышит ли Бог мои просьбы.

– Откуда это настроение, Бренда? Что случилось?

Девушка поуютнее прижалась к нему, но не ответила, а Хэмиш не стал настаивать. Он знал, что чувствует человек, ищущий Бога, и не собирался грубо вмешиваться в его робкие попытки. Кроме всего прочего, между ними было нечто большее, чем просто дружба, и он сознавал свою ответственность за эти отношения.

Почувствовав, что Бренда ускользает и вот-вот снова замкнется в себе, он отпустил ее, сказав только, что миссис Биллингс беспокоится о ней и ждет ее возвращения.

– Знаете, на будущей неделе я уеду, – объявила Бренда, разглядывая что-то на ступеньках. – Неделю меня не будет. Хочу навестить отца.

– Значит, вы, в конце концов, позвонили ему?

– Нет, написала. Но не сообщила об аварии.

– Он и сейчас не знает?

Она не ответила, а Хэмиш не стал допытываться.

– Он в Калифорнии, открывает еще один магазин в Лонг-Бич.

– Вы вернетесь сюда? – осторожно спросил Хэмиш. Сердце его упало при мысли, что он больше никогда ее не увидит.

– Я планирую вернуться, если меня здесь будут ждать.

– Вас всегда будут ждать. Вы стали частью моей семьи. Когда вы уедете, нам всем будет вас не хватать, – сказал Хэмиш, надеясь, что она ему поверит.

– Да, до тех пор, пока вы не женитесь, – пробормотала она.

– Даже и тогда, – сказал он, и горло его сжалось от волнения. – Но до этого еще очень далеко.

– А может, и не так далеко. Никогда не знаешь… – Фраза повисла в воздухе.

– Вы совершенно правы, никогда этого не знаешь, – согласился священник, хотя был уверен: он утратил интерес к поискам подходящей женщины. Теперь перед его мысленным взором всегда стоят зеленые глаза, густые каштановые волосы и заживающий шрамик на щеке.

Не видя ее двое суток, он убедился, что скучает по ней. Мысли о девушке отвлекали его от дел. Не видя ее за обеденным столом, он чувствовал себя так, словно потерял половину семьи.

Между ними воцарилось тяжелое, грустное молчание. Ему хотелось попросить ее вернуться как можно скорее. Он не мог понять, почему она так несчастна, почему хочет уехать. Но было ясно, что на эти вопросы она не ответит, во всяком случае, сейчас.

– Когда вы уезжаете? – спросил он.

– В следующую среду, очень рано. Еще до того, как все проснутся.

– Значит, у нас еще есть четыре полных дня.