Меня зовут Бёрди - [24]

, увертюры к Tabula rasa Арво Пярта, заполняют комнату, накатывая волнами. Слегка склонив голову набок, Ибанез начинает рассматривать корешки книг, занимающих большую часть шкафа. Много книг по искусству, живописи, архитектуре, фотографии, в основном издательства Taschen. Романы, только первоклассных авторов, и несколько трудов по религии. Шкаф задуман скорее для демонстрации. Для обозначения культурного уровня и социальной среды. Собрание дисков того же плана. Никаких модных новинок или best of популярного певца, даже из прошлого. Несколько современных композиторов занимают достойное место, Сисаск, Ксенакис, Райх, затем Джарретт, Гарбарек, рядом кое-какие великие произведения классического репертуара и много альбомов духовной музыки. Все идеально. Ибанез садится в кресло, в котором нашли тело. Взгляд его скользит по полу. Всмотревшись в следы, оставленные ножками кресла на ковре, он понимает, что его поворачивали на девяносто градусов. Более ранние отпечатки, четыре очень светлых прямоугольника, отчетливо видны на ковре. Обычно кресло, должно быть, было повернуто к журнальному столику и стене, на которой висит в роскошной раме пейзаж Яна Артюс-Бертрана. Тело же было найдено лицом к окну. Интересно, думает Ибанез, почему именно в тот день Лагард повернул кресло к этому великолепному виду? Он умер ранним утром. Экс-сожитель сказал, что диск еще играл, когда он пришел на следующий день, очевидно, он поставил его на repeat. Ждал ли он чего-то или кого-то? Или просто побаловал себя небольшим улетом с музыкой – и смертью в конце пути?

А ведь это могла быть и мизансцена для самоубийства. Он представил себе, как Лагард, сидя в кресле, ждет смерти. Однако эта гипотеза не вяжется со случайным характером всех остальных смертей. Когда накладывают на себя руки, в этом всегда есть волеизъявление, желание покончить с жизнью.

Он вспоминает про книгу, о которой говорил Феликс Жосс, что-то там о скрижали. Снова просматривает книжные полки и после нескольких минут бесплодных поисков заключает, что в квартире ее нет. Если она, как утверждает бывший сожитель, стала его настольной книгой, почему же он не держал ее под рукой? В случае самоубийства Лагард бы наверняка захотел, чтобы дорогая его сердцу книга была с ним до конца.

Ибанез находит чистую страницу в красном блокноте, который всегда при нем, и начинает новый список – список вопросов. Самоубийство?

Этот вопрос и несколько других составляют первую колонку. Он звонит в бригаду, узнать, не пришли ли результаты. Ему отвечают отрицательно, и, посмотрев на часы, он понимает, что ничего не узнает до завтра. Осмотревшись в последний раз и выключив стереосистему, покидает квартиру. В лифте набирает номер своего единственного свидетеля, Артура Мейнара, который тотчас снимает трубку. У мальчишки как раз заканчивается смена в ресторане Publicis Drugstore, и Ибанез берет курс на VIII округ.

13

По своему обыкновению, Алисия ушла, прежде чем он продрал глаза. Ее открытая сумка и разбросанная по полу одежда говорит о том, что она намерена остаться еще по крайней мере на одну ночь. В гостиной бутылка Belle Cabresse и два стакана так и стоят у открытого окна.

Чашка кофе, сигарета, зажигалка и записка – улыбнись мне, я тебя вижу – выстроены в ряд на столе. Алисия, обычно предпочитающая завтракать вонючим фастфудом, потому что ей лень варить кофе, видно, поняла, что ему хреново.

Паоло заглянул в мобильник – пять пропущенных звонков, три сообщения от Шалы. Посмотрит позже. Кофе холодный. Она ушла уже довольно давно. Он поставил чашку в микроволновку и набрал Виноваля.

– Патрон.

– Паоло, как ты?

– Бывало и лучше. Вы мне звонили?

– Да, хотел рассказать о встрече с матерью малышки.

– Она уже приходила?

– Только что ушла.

– И…

– Это заняло пять минут. Сначала она мне не поверила, потом взглянула на фотографии и больше не сказала ни слова. Достала чековую книжку, расплатилась и ушла.

– Вы знаете, с какой стороны эта бабушка?

– Мать ее мужа.

– Черт…

– Да уж, не говори. Ты можешь зайти за деньгами, когда хочешь. А дня через два-три, если ты не против, у меня будет еще работа для тебя.

– Идет. Я забегу во второй половине дня, а насчет работы почему бы нет, там будет видно.

– Справляешься?

– Дороговато мне далась первая работа.

– До скорого?

– Да, до скорого.

Он ставит Hurt Джонни Кэша и идет под душ. День теплый и солнечный, он только что это заметил.

Лицо Берди не оставляет его, даже в объятиях Алисии. Паоло встряхивает головой, словно желая проснуться, отогнать эти неотступные картины. Надо выйти, на улице будет лучше. Решив прямо сейчас заехать за деньгами, он садится на байк и катит к агентству. Кто-то переезжает, грузчики загородили подъезд; не звоня в домофон, он поднимается пешком на третий этаж. Дверь не заперта. Он входит в кабинет.

– Есть кто-нибудь?

Виноваль оборачивается, он удивлен.

– Паоло? Уже? Я думал, ты зайдешь позже…

На нем только брюки. На диване перед ним лежит целая груда одежды и несколько пар туфель. Почти все женское.

– Простите, я помешал?

– Да… и нет… Я подбираю наряд на вечер. Меня пригласили на довольно… своеобразную вечеринку. Мужчины должны одеться женщинами.