Меня нет - [105]

— Не-е-т, — протянула Эля, пряча своё покрасневшее заплаканное лицо.

— Вот и умница. Ты у меня самая хорошая. Но посуду больше бить не надо. Хорошо? Обещаешь?

Эля судорожно вздохнула, напряжённо отстранилась от отца и посмотрела ему в глаза.

— Обещаю.

***

Повозку невыносимо трясло, и девочка, свесившись через край кузова, вот-вот ждала, что её нутро вывернет наизнанку. Мул, тащивший повозку, мерно цокал копытами по булыжному полотну дороги, и это раздражающее цоканье прогоняло из головы все мысли.

Отец и мать сидели спереди, не прижимаясь друг к другу. Они молчали, вдоволь наругавшись ещё в покинутой утром хижине. Вокруг возвышались покрытые зеленью холмы, простирались поля, качались рощи. Живучая травка пробивалась из-под булыжников между двумя колеями дороги. Несколько раз на пути встречались небольшие ручьи, и мул издавал недовольное блеяние, ступая на непрочные, давно не обновлявшиеся доски мостов.

Могучий горный хребет, окаймлявший долину с севера, показался ещё издали. Он рос, становился всё выше и величественнее. Блестели на солнце скованные вечным льдом вершины.

Эля, позабыв про тряску и подкатывающую к горлу тошноту, с удивлением рассматривала самый высокий пик, на отвесных склонах которого были высечены три гигантских головы. Величавые лики, казалось, внимательно и покровительственно осматривали лежащую внизу долину, благодушно улыбаясь летнему спокойному дню.

— Мама, — спросила Эля, — а кто это там?

— Где? — обернулась Жюли.

Девочка влезла между родителями и указала рукой на каменные головы.

— Вон! На той горе!

Женщина всмотрелась внимательней, а затем разочарованно покачала головой.

— Я никого не вижу, солнышко.

Эля решила, что над ней шутят, и обиженно вернулась в кузов.

Деревня показалась вечером. С юга к ней сходились три дороги, сливаясь в перекрёсток, за которым начинались дома крестьян. Прямая улица рассекала селение пополам, заканчиваясь дивной по красоте рощей. По обе стороны возвышались невысокие, но крепко сложенные дома с вогнутыми треугольными крышами, красиво изгибающиеся по углам. Прямо за деревней на севере можно было различить широкую реку, теряющуюся в обширных заводях, покрытых зарослями бамбука. Ну, а дальше уже бугрилась подошва хребта и необозримый громадный пик с тремя высеченными в скалах человеческими головами.

Эрнан испытал странную смесь тоски по родимому дому и страха перед встречей со своей матерью. Когда-то, пятнадцать лет назад он покинул эту деревню и отправился в поисках приключений навстречу миру. Довольно скоро его закружил водоворот войн, часто бушевавших на юге, но тогда молодому человеку посчастливилось остаться живым и невредимым. Десять лет назад он вернулся в деревню с солидной суммой денег и красавицей-женой. Мать, только взглянув на его возмужавшее лицо, на окрепшие руки, на покрытую шрамами грудь, приказала ему убираться вон. Будто и не узнала.

Эрнан не понял её чувств. Он оставил ей половину своих сбережений, а сам построил для себя и жены хижину на ничейных землях в дневном переходе от деревни. В следующий раз он вернулся, когда рожала Жюли. В те дни Эрнан смог на короткое время примириться с матерью. Но стоило маленькой Эле окрепнуть, начались ссоры и претензии, едва не переросшие в публичный скандал. Пришлось убираться восвояси.

Маленькая Эля почти не помнила бабушку. Последний раз она видела её в трёхлетнем возрасте, но от той встречи почти не осталось осознанных воспоминаний. Девочка помнила дом, но не помнила деревню. Всё здесь казалось ей чужим, странным, но в то же время интересным.

Повозка, не доезжая до рощи, свернула влево, выехав на кривой проулок, и остановилась напротив невысокой бамбуковой изгороди. Эрнан спрыгнул на землю, распахнул ворота и потянул мула во двор.

Эля с интересом огляделась. Во дворе росли невысокие, но пышные вишни, чьи маленькие листья весело трепетали на ветру. За вишнями высилась старая пагода: давно немытая крыша, облупившаяся краска на перилах, посеревшие от времени деревянные ступени. Прямо перед входом с мокрой тряпкой в руках стояла на четвереньках бабушка Ханна. Она медленно разогнулась, повернув своё круглое, морщинистое лицо к гостям, и с трудом поднялась, держась за колени.

— Мама, — подошёл к ней Эрнан, — здравствуй. Ты была права.

Старуха не ответила, испытующе глядя на сына. Тот не отвёл взгляд.

— Впусти нас пожить, — попросил мужчина и немного развернулся, так, чтобы Ханне были видны Эля и Жюли.

Повисло молчание. Хозяйка дома внимательно посмотрела на внучку и невестку, затем вновь вернула внимание сыну.

— Что ты мне сказал в прошлый раз? — тихим, немного хрипловатым голосом спросила старуха. — Ты помнишь? Ты сказал, что ты знаешь лучше. Что ты справишься без моей помощи. Что не надо лезть в твои дела. Было такое?

— Я был неправ, — негромко проговорил Эрнан.

— Ты взрослый мужчина! — повысила голос Ханна. — Хватит хвататься за мою юбку! Ты всегда хотел самостоятельности, но когда получил, не сумел ею воспользоваться. Ты использовал боевое искусство нашего дома для того, чтобы набить себе карманы. Если бы твой отец был жив, он сломал бы тебе шею. Ты вернулся с кровавыми деньгами в руках, улыбаясь так, словно на душе не лежит груз совершённых тобой убийств. Ты втянулся в компанию местных пройдох, но не получил ничего, кроме синяков и долгов. Ты ввязался в авантюру с продажей сахара, и тебя надули как малолетку. Ты раз за разом вляпывался в навоз и возвращался сюда, прося у меня денег. Было такое, спрашиваю я тебя?