— Спасибо. — Она больше не протестовала, решив, что возвратит кольцо Лукасу, как только он обретет память.
— Мы берем это кольцо, — объявил Лукас продавцу, терпеливо ждавшему их решения.
— Да, сэр, — откликнулся тот.
Неудивительно, что он доволен, огорченно подумала Джослин. Не каждый день покупают кольца с брильянтом такого размера, даже не поинтересовавшись ценой. Она ужаснулась, представив стоимость кольца. Но настоящие камни действительно являются хорошим вложением, утешила себя Джослин.
Вынув бумажник, Лукас извлек платиновую кредитную карточку и протянул ее продавцу.
— Я не задержу вас больше минуты, — и продавец снова исчез в глубине магазина.
— Наверное, он пошел проверить, платежеспособна ли твоя карточка, — предположила Джослин.
— Я бы выписал чек, но не знаю, сколько денег на моем текущем счете, — сказал Лукас.
— Полагаю, что их явно недостаточно для того, чтобы заплатить за это кольцо, сколько бы оно ни стоило, — заявила Джослин. — Ты никогда не допустишь, чтобы такие большие деньги лежали на беспроцентном счете.
— Я, в самом деле, такой? — Губы Лукаса дрогнули от сдерживаемой улыбки.
— Без сомнения. Это одна из причин, почему у тебя такие успехи в бизнесе. Ты умеешь использовать деньги.
Но какие у меня успехи в личной жизни? — с беспокойством подумал Лукас. Женщина, которая нужна ему, собирается покинуть его, и, кроме того, он не может доверять ей. С каждым часом, проведенным с Джослин, он все больше убеждается в том, что или она величайшая актриса, или у нее есть к нему какие-то чувства. Он видит, как она реагирует на его поцелуи.
Продавец, держа в руке кредитную карточку, снова подошел к ним.
— Я бы хотел взглянуть на ваши водительские права, мистер Форестер, — сказал он. Компания настаивает на двойной проверке вашей личности ввиду значительности совершенной вами покупки.
— Пожалуйста! — Лукас протянул ему свои права.
Продавец сличил подписи и перевел взгляд с фотографии на водительских правах на лицо Лукаса.
— Все в порядке, — сказал он, возвращая права Лукасу. — Позвольте сказать, что мне было очень приятно иметь дело с вами. Редко встречаются покупатели, которые знают, что именно им нужно.
Еще бы! Он слишком хорошо знает, что ему нужно! — мрачно подумал Лукас. Ему нужна Джослин. Он только не знает, не будет ли эта женщина, если ему удастся заполучить ее, использовать его всю жизнь. Перед ним всплыло недовольное лицо мачехи.
— Спасибо, — пробормотала Джослин, так как Лукас ничего не ответил продавцу.
— Пожалуйста, заходите еще, — пригласил он. — У нас большой выбор ювелирных изделий для разборчивого покупателя.
— Я думаю, что «разборчивый» — это эвфемизм «расточительного», — сухо заметила Джослин, как только они вышли из магазина. — Могу я теперь узнать, сколько стоит это кольцо?
— Нет, не можешь, — коротко ответил Лукас. — Это залог моей любви и надежды на будущее. Я отказываюсь клеить ярлыки на подобные вещи.
Джослин проглотила слезы. Она услышала от Лукаса слова, о которых всегда мечтала, но он не находится в здравом уме и твердой памяти. Какой жестокой может быть иногда жизнь! Все, что происходит, так неустойчиво, непостоянно и бессмысленно.
— Почему ты такая мрачная? — с беспокойством спросил Лукас. — Ты передумала, и кольцо тебе больше не нравится?
— Нет! — Все давно подавляемые надежды и разочарования Джослин вырвались наружу в одном этом слове.
Лукас был поражен ее реакцией. У него было странное чувство, что от него ускользает нечто очень важное, но ему никак не удавалось понять, что же это. В некоторых отношениях мысли Джослин были для него закрытой книгой — книгой, ради прочтения которой он дал бы очень много. У него вырвался тихий вздох, который не ускользнул от слуха Джослин.
— Что случилось? У тебя болит голова?
— Нет, теперь у меня уже не бывает сильной боли. Просто мимолетное неприятное ощущение. Я думаю о Рождестве, — солгал Лукас.
— Это не причина для вздохов. Хотя, — задумчиво продолжала она, — многие люди действительно полагают, что праздники наводят уныние.
— Я бы сказал, что они выбивают из колеи. Все кому не лень притворяются одной счастливой семьей, в то время как ты прекрасно знаешь, что они тебе чужие.
Почувствовав в голосе Лукаса боль, Джослин быстро обняла его.
— У тебя есть я.
Он поцеловал ее. Прохладные губы отозвались на его поцелуй с удивительной теплотой.
— Ты знаешь, что нам нужно для рождественского печенья? — спросил Лукас, когда они возвращались к машине. Джослин рассмеялась.
— Ты имеешь в виду еще что-то, кроме телевизора, спутниковой тарелки, стереосистемы и видеомагнитофона?
— Нам нужна елка.
— Елка? — повторила Джослин.
— Да, живая елка с запахом хвой.
— И с иголками, которые будут сыпаться на ковер? — спросила она.
— Это одна из рождественских радостей, — Лукас с легкостью отбросил это неудобство.
— И это говорит человек, который никогда в жизни не подметал!
Он усмехнулся:
— Это клевета!
— Не по словам судят, а по делам!
— Ого! — Губы Лукаса сложились в чувственную улыбку, от которой у Джослин забилось сердце. — Это же ты наложила мораторий на нашу сексуальную жизнь!
В чем, несомненно, не было смысла, неожиданно понял он. И в случае беременности Джослин, даже если бы ей не удалось женить его на себе, получила бы законное право опустошать его кошелек в течение восемнадцати лет. Однако она не воспользовалась этим. Почему?
