Менуэт - [22]

КРАЙНЕ ПЕРЕГРУЖЕННЫЙ ГРУЗОВИК, ВОДИТЕЛЬ КОТОРОГО, БУДУЧИ, ПО-ВИДИМОМУ, ПЬЯН, СОБИРАЛСЯ ОБОГНАТЬ ДРУГУЮ МАШИНУ В ЭТО ВРЕМЯ НАВСТРЕЧУ ЕХАЛ МОТОЦИКЛИСТ, КОТОРЫЙ, НАХОДЯСЬ НА ЛЕВОЙ ПОЛОСЕ, СДЕЛАЛ ОТЧАЯННУЮ ПОПЫТКУ РАЗМЯНУТЬСЯ С ТЯЖЕЛОЙ МАШИНОЙ, НО БЫЛ ТАКОВОЙ СБИТ, У НЕГО ОТОРВАЛО ЛЕВУЮ НОГУ ДО САМОГО БЕДРА, ОТОРВАННАЯ ЧАСТЬ ТЕЛА БЫЛА ОБНАРУЖЕНА В ПОЛЕ НА РАССТОЯНИИ 8 МЕТРОВ, БОТИНОК - НА РАССТОЯНИИ 28 МЕТРОВ, В ТЕЧЕНИЕ ВСЕГО ВРЕМЕНИ

муж ее сестры; иногда он с женой и ребенком приходит в гости, и тогда она весь вечер говорит снова о детской одежде - при негласном условии, что сам ребенок должен где-нибудь лежать аккуратно сложенным, как и его нагрудничек. И даже если б ребенок лежал аккуратно сложенным и выглаженным, она все равно не замечала б его, как то, что в приличном обществе и надлежит не замечать - то есть как нечто неподобающее. Другое дело - детская одежда: благодаря ей можно быть при деле, то есть крутиться белкой в колесе. А у этого мужчины, с которым у нее общий бизнес, в глазах такое наглое выражение - довольно опасное, но малопривлекательное. Он давно бы уже облапал меня, если б на его пути не стояли эти угрожающие законы и заповеди, нарушение которых может его осрамить. Вот это и есть самая главная человечья характеристика: в своих "нарушениях" они все доходят до крайнего предела, а перед крайним пределом останавливаются, как коровы перед проволочной загородкой. Да, он как бык, которому некуда деться. Она говорит ему о производстве детской одежды, а он ей в ответ - о детопроизводстве. Они не особенно понимают друг друга, потому что общаются через проволочную загородку, а тут он вдруг берется рассказывать такие анекдотики, которых она всерьез пугается и оттого даже не смеет смеяться. А на улице, на углу, постоянно ошиваются мужчины, готовые понарассказывать сколько угодно таких анекдотиков, когда я иду мимо. Они рассказывают их как бы друг другу, но так, чтобы слышала я. То есть они нашептывают их мне через проволочную загородку закона. Им нельзя трогать меня, поскольку я еще не взрослая, но им не возбраняется рассказывать - как бы друг другу - некоторые штучки, которые на самом-то деле предназначены исключительно мне. И через несколько дней после того, как я услыхала такого рода похабную байку, этот коммивояжер (тоже, видно, подцепил на углу) пересказал ее ей. Этим он как бы пытался прорвать проволочную загородку. А однажды я вошла, как раз когда он ее спрашивал: когда же я могу вас увидеть? Войдя в комнату, я, конечно, их спугнула, но он продолжал говорить как ни в чем не бывало - о детской одежде и о том, как трудно угодить некоторым клиентам... Я смотрела на него, прямо в его похабные зенки, и говорила себе: держись, не прысни прямо сейчас. А глядя на нее, я отлично видела, как она, побледнев, все обматывает веревкой какой-то пакет, затягивая тут и там какие-то узелки - она, как всегда, конечно, не в состоянии думать, а я догадываюсь, что сейчас ей представляется, как она на самом-то деле связывает, перевязывает и привязывает его. Она не знает, что надо сказать, то есть что можно и чего нельзя. Она бы, наверное,

ПОСТРАДАВШИЙ, НАХОДЯСЬ В СОЗНАНИИ ДО САМОЙ СМЕРТИ, ПРОЩАЛСЯ С ЖЕНОЙ И ДЕТЬМИ, ВИНОВНЫЙ В АВАРИИ, МАШИНА КОТОРОГО НИЧУТЬ НЕ ПОСТРАДАЛА, НЕ ОКАЗАЛ НИКАКОЙ ПОМОЩИ ПОТЕРПЕВШЕМУ И БЕЗ ЗАЗРЕНИЯ СОВЕСТИ ОСТАВИЛ МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ, ПОЗЖЕ, КОГДА ЕГО ЗАДЕРЖАЛИ, ОН ОТРИЦАЛ ВСЕ ФАКТЫ, НЕСМОТРЯ НА ТО ЧТО СЛЕДЫ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ НА ЕГО ЗАЛИТОЙ КРОВЬЮ МАШИНЕ БЫЛИ БОЛЕЕ ЧЕМ ОЧЕВИДНЫ / НЕКИЙ ВДОВЕЦ, ПРИМЕРНО 30 ЛЕТ ОТ РОДУ, ОДНАЖДЫ

не возражала, если б он просто набросился на нее - то есть овладел бы ею словно совсем неожиданно, тогда она, после всего этого, просто всплакнула бы и зажгла б свою свечечку, а при возвращении мужа отвела бы глазки. Но ей никак не решиться на этот грех, то есть самой назвать день и час, когда она позволит ему на нее наброситься. Она хочет чего-то добиться в этом мире, она хочет много и трудно работать, чтобы чего-нибудь достичь, и она злится на препятствия, встающие на ее дороге. А потом он уходит, но не через главный выход, а через тот клочок садика, деревянный забор которого примыкает с другого конца к переулку. Я понимаю его и знаю, кроме того, что она-то как раз ничего не понимает и что все дойдет до нее много позже, только после того, как мы уже достаточно долго посидим с шитьем, то есть после того, как она уже много сошьет, а я порядочно пораспарываю. Тут до нее и впрямь что-то доходит, потому что она сразу же ляпает: ох, а калитка-то открыта! Ваша лазейка, говорю я. И снова чуть не прыскаю, но вовремя подавляю смех.

Как это все по-дурацки, что как раз сегодня не могу у них быть - в субботу вечером я всегда должна мыться. Это как у того осла, который топтался между сеном и соломой. Я хотела бы мыть свое тело каждый вечер, разгуливать пальчиками по его интересным бескрайностям, брызгать на него - и затем тщательно, миллиметр за миллиметром, вытирать, как наш сосед тщательно, миллиметр за миллиметром, натирает до блеска свой мотоцикл. Сам процесс мытья меня не так интересует - главное, что перед ним я наконец могу сбросить на стул мою сорочку 23-го размера. Только смешно, что мытье должно происходить именно в субботу вечером, а не в любое другое время. Я предложила матери перенести помывку на воскресное утро, отец ведь тоже часто это делает в воскресенье утром - то есть бреется, затем чуть брызгает водой в лицо и, производит омовение рук, не выше запястья.