Менуэт - [15]

ПУГАЛАСЬ / ГЛАВНЕЙШИМ ВЕЩЕСТВЕННЫМ ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ НА СУДЕБНОМ ПРОЦЕССЕ ПРОТИВ ОДНОГО ПАСТОРА ОКАЗАЛАСЬ ЕГО ЗАПИСНАЯ КНИЖКА, В КОТОРУЮ ИМ БЫЛО ВНЕСЕНО 666 ИМЕН И AДРЕСОВ МАЛЬЧИКОВ - ТАЙНЫЕ ПОМЕТКИ НАПРОТИВ ИМЕН ИЗОБЛИЧАЛИ ПАСТОРА В ТОМ, ЧТО ОН СОВЕРШИЛ С 382 ДЕТЬМИ ДЕЙСТВИЯ, КОТОРЫЕ НЕ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ НАЗВАТЬ ЯЗЫК, В ЕГО КВАРТИРЕ БЫЛА НАЙДЕНА БОЛЬШАЯ КОЛЛЕКЦИЯ ПОРНОГРАФИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ И СОТНИ ФОТОГРАФИЙ ТЕХ САМЫХ МАЛЬЧИКОВ, ИМЕНА

замыслившего мир в радости, но рождавшего его в слезах. И однажды вечером, когда я с вырезками из газет уже направился в свою каморку (чтобы, возведя стену из пестрых происшествий, привычно понежить себя под ее защитой), она, стоя посередине комнаты, вдруг взглянула на меня как-то испуганно, словно животное в смертельном несчастье, и слегка развела ноги. Я увидал льющуюся воду и, как парализованный, не зная, что делать, продолжал смотреть на дрожащую мою жену. Так вот оно, значит, как это бывает, когда отходят воды - то есть с дверей, державших плод взаперти, упадают засовы... Мир сотворялся заново, но я, как паралитик, был в состоянии лишь смотреть. Сделай же что-нибудь, взмолилась жена... не предоставляй меня, как животное, самой себе... В этот миг ей и в голову не пришло что-нибудь сделать самой не важно что, она, словно сама став Богом, которому поклонялась, даже не зажгла свечу перед фигуркой святого. Бог в родовых муках... Как тут помочь? Я смог всего лишь, ведя ее наверх, в спальню, поддерживать под руку - она, с этим миром внутри, была очень тяжелой. А потом я помчался звать какую-нибудь соседку, и одна из них вскоре пришла, чтобы, прервав наше молчание, сначала запустить на полный ход громыхающую тупыми проповедями словодробилку, затем заварить кофе, приготовить полотенца и вскипятить воду, а уж после того, обнюхав все углы и перекопав все наше сокровенное, выволочь наши тайны на улицу. Я предоставил ее этим занятиям, а сам понесся в ночной тьме, конечно, к ученому мужу, которого ненавидел всем своим атавистическим существом. В это время все мои мысли были не о жене и даже не о ребенке - мой дичайший, мой панический страх заключался в том, что я мог бы остаться с ней в родах наедине и тогда мне пришлось бы делать что-то самому, что-то жизненно важное, с чем, скорее всего, я бы не справился. Ведь надо же было резать там что-то ножницами? То есть перерезать шнур, связывающий новорожденный мир с произведшим его Богом? И надо же было, кроме того, все это перевязывать, как я уже много раз улавливал из разговоров, которые, сильно меня смущая, вынуждали крепко сжимать бедра, чтоб хоть как-то уменьшить неуютное чувство, вползавшее даже в мой половой орган. А вдруг я бы убил ребенка всеми этими манипуляциями... И наконец я позвонил в дверь того, кто вскоре к нам и явился - в белом халате, с эфиром и шприцами, с хромированным железом и резиновыми перчатками. Я ненавидел его - и я не мог без него обойтись. Они ввергли меня в свой проклятый водоворот, в свой научный хромированный мир. Я остался для того, чтобы как мог защитить ее - а прежде всего чтобы

КОТОРЫХ БЫЛИ ОБНАРУЖЕНЫ В ЗАПИСНОЙ КНИЖКЕ, ЧТОБЫ ПРОЦЕСС НЕ ДЛИЛСЯ БЕСКОНЕЧНО, ПАСТОРА ОСУДИЛИ ЗА БЕЗНРАВСТВЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПО ОТНОШЕНИЮ К ОДНОЙ ДЕВОЧКЕ И ШЕСТИ МАЛЬЧИКАМ В ВОЗРАСТЕ ОТ 11 ДО 14 ЛЕТ / В ЛЕСУ ПОЛИЦИЕЙ НАЙДЕНА ЖЕНЩИНА СО ВСКЛОКОЧЕННЫМИ ВОЛОСАМИ И ЗАКУТАННАЯ В ОДНИ ЛОХМОТЬЯ: ПОЛУПОМЕШАННАЯ, ОНА ЮТИЛАСЬ СО СВОИМИ ЧЕТЫРЬМЯ ДЕТЬМИ В КАКОЙ-ТО НОРЕ, ГОЛОДНЫЕ ДЕТИ СПАЛИ НА МОКРОМ ПОЛУ СОВЕРШЕННО ГОЛЫМИ - ИХ ОТЦА, ПОДЕННОГО РАБОЧЕГО, УДАЛОСЬ ОБНАРУЖИТЬ В ОДНОМ ИЗ КАФЕ /

защитить от возможных научных фокусов изгоняемый ею плод. Я держал жену за руку и осторожно стирал ей со лба пот. Каждый ее вскрик - ножом в сердце - убивал меня. И каждый раз, когда бесстрастный жрец воскресающего Бога, впрыскивая какое-то содержимое, глубоко вонзал шприц в ее плоть, он впивался иглой в каждый мой нерв, в мое сердце, в мои органы размножения. И как только волосатая головка показалась в отверстии, я, растерзанный и униженный, стал звать этот плод - я умолял, я заклинал этого ребенка появиться. Я помогал доктору, и я делал все неправильно - я взял что-то, чего нельзя было трогать, и оно вмиг заразилось моими бесчисленными микробами - мириадами микробов, населяющих мой мир. То, к чему я так неосторожно прикоснулся, пришлось снова кипятить, причем то ли целых двадцать минут, то ли все сорок. А тем временем моя жена с плачем упрекала меня в том, что он никогда не выйдет, и она умрет с этой жизнью внутри своего тела. И вдруг, закричав, она словно порвалась - и вот из раны и крови, как выделение, появилось оно. Бывало, я целыми днями маялся и, сидя на унитазе, тужился до кровавого пота; мое отверстие, опорожняясь, буквально разрывалось. Вот и эти роды оказались точно такими же. В результате вдруг появилось некое существо, маленький бьющийся лягушонок, коего кудесник-эскулап приподнял, как кролика, за задние лапки. Все мое напряжение последних месяцев внезапно спало, я засмеялся - но что-то во мне разбилось вдребезги. Только сейчас я действительно стал мужчиной. До сих пор я пребывал мальчиком, а сейчас мы вдруг стали мужем и женой. Но у меня не было времени долго размышлять, чтобы попытаться осознать эту новую форму жизни. Опять я должен был заняться другими делами: мне вручили нечто, замотанное кое-как в полотенце. В нашем маленьком дворе было темно, стояли утренние сумерки, в которых еще чувствовался привкус ночи. Сначала я выполоскал этот привкус, выпив приготовленный соседкой горячий кофе, затем, уже светающим утром, как вор, я вырыл ямку в дальнем углу нашего садика и закопал этот сверток. Несколько недель спустя к нам зашел сосед: наступила весна - обычно жена начинала заботиться весной о своем маленьком огороде, но сейчас она заботилась о ребенке и предоставила грядки соседу. (Как и раньше - а сейчас, может, даже сильней - мне стало бы дурно, рассеки кто-нибудь невзначай червяка.) И вот этот сосед в одну прекрасную минуту вошел к нам в дом, на его губах блуждала похабная (вообще свойственная человеку) улыбочка, и сказал моей жене: а твой благоверный мог бы зарыть эту штукенцию и поглубже. Я почувствовал, будто он своей