Меньшиковский дворец - [58]

Сергей, с удовольствием, отвез их в один из студенческих отрядов в Сясьстрой Ленинградской области. Там он провел пару дней, купаясь и загорая на речке Сясь. Это был единственный его отдых за все лето. Затем вернулся к своим делам в Ленинград. Вскоре предстояла встреча целинных отрядов.

Накануне Сергею позвонил Кринкин.

— Университет награжден двумя медалями «За освоение целинных земель». Одна медаль, понятно, — университетская. Как думаешь, кому мы вручим вторую медаль?

— Пушкареву, — не задумываясь, ответил Сергей.

Кринкин помолчал. Потом, как бы нехотя, сказал:

— Правильно мыслишь, секретарь. Ты, конечно, прав.

И вдруг зло добавил.

— А я бы эту медаль отдал тебе!

Университетский отряд встречали на той же платформе, с которой провожали его два месяца назад. Вся платформа была забита друзьями и близкими. Вылезавшие из вагонов загоревшие и лохматые ребята падали прямо в объятия встречавших. Игравший оркестр с трудом перекрывал шум и гам.

К группе стоявших чуть в стороне руководителей, среди которых был и Сергей, пробились Пушкарев и Габрилян, оба веселые и счастливые. Пушкарев доложил Кринкину:

— Университетский объединенный студенческий строительный отряд прибыл в полном составе. Задание комсомола выполнено. Больных и отставших нет.

Кринкин пожал руки ему и комиссару. Пушкарев подошел к Сергею.

— Здорово, Серега! Я рад тебя видеть!

Они обнялись.

— Давай команду ребятам на посадку в автобусы, — сказал Сергей и подал ему мегафон.

Пушкарев передал несколько раз команду по мегафону. Постепенно ребята двинулись к выходу с платформы и, выйдя через арку, стали рассаживаться в стоявшие автобусы. Колонна автобусов проехала по Невскому проспекту. Из открытых окон ребята весело приветствовали прохожих. Через Дворцовый мост въехали на Университетскую набережную и стали высаживаться у Главного корпуса университета. Отряд выстроился на Менделеевской улице перед главным входом «Двенадцати коллегий». На балкон над парадным входом вышло руководство комсомола и университета. К Сергею подошел секретарь парткома.

— Открывай, Сережа, митинг. Это — твой день.

Сергей растерялся. К этому он не был готов. Он посмотрел на Кринкина и Марка. Они одобряюще улыбались. У Сергея ком подкатил к горлу. Не от страха, а от осознания значимости происходившего, и он сделал шаг вперед к микрофону:

— Друзья, — преодолевая волнение, начал он.

Строй замер. Сергей видел знакомые лица. Бледного Пушкарева во главе колонны, улыбающегося Габриляна и многих других. Почему–то в этот момент он вспомнил «Новую Голландию», те старые форменки и сапоги…

Теперь он знал, о чем он будет говорить.

Он говорил о том, что они были первыми… Что они выполнили задание партии, несмотря на трудности, на тяжелые условия казахских степей. Никто не дезертировал. Никто не отступил.

— Пусть дружба, сплотившая вас, останется с вами на всю жизнь, — заключил свою короткую речь Сергей. — Эта медаль, которой наградила Родина университет, достойная награда вашего мужества и труда.

Медаль была торжественно прикреплена Кринкиным к знамени комсомола университета, которое держал Сергей. Затем Сергей передал слово Кринкину, который в конце своей речи сообщил о награждении Пушкарева под гром аплодисментов.

Митинг продолжался недолго.

— Давайте, ребята, заглянем ко мне, — предложил после митинга Марк.

— А что? Давай, — согласился Кринкин. — А ты как?

Вопрос был обращен к Сергею. Тот ответил:

— Я — за.

Они доехали до Московского вокзала. Зайдя в гастроном и отоварившись всем необходимым, комсомольские секретари вышли на Суворовский проспект. Через несколько минут они были в квартире Марка.

Марк жил с матерью в одной комнате коммунальной квартиры старого ленинградского дома, в которой пребывали еще три семьи. Но квартира была такая большая, коридор длинный, кухня просторная, а двери массивными, что присутствие соседей не ощущалось. Мать Марка, еще не старая женщина, типичная ленинградская школьная учительница, встретила гостей радушно. Быстро был накрыт круглый стол, стоявший посреди комнаты. И мать незаметно исчезла.

Марк пил мало. Жора имел оригинальную манеру пить. Он наливал полный граненный стакан водки и отпивал от него глотками, как чай. После того, как стакан пустел, он наполнял его вновь. За крепкой выпивкой и хорошей закуской постепенно завязался разговор.

— Как ты думаешь, — спросил Марк Кринкина, — Сергей Павлов удержится на посту первого секретаря ЦК комсомола после отставки Хрущева?

— Я думаю, удержится, — ответил Жора. — Он — ставленник Семичастного и с Хрущевым был мало связан.

— А почему, все–таки, сняли Хрущева? — обратился к обоим собеседникам Сергей.

— Видишь ли, — начал рассудительно Марк. — Хрущева надо было остановить. Своей авантюристкой политикой он привел бы страну к экономическому краху и к порогу новой мировой войны.

— А я считаю, — попытался высказать свое мнение Сергей, — что его сняли за Сталина. Ему не простили развенчание его культа личности. Народ продолжает боготворить Вождя.

— Вы оба правы, как говаривал Ходжа Насредин, — изрек Жора, сделав глоток из своего стакана. — Но истина заключается в другом…