Меньшиковский дворец - [41]

— Привет, Серега. Люди есть хотят. Так что освобождай помещение.

— Доброе утро, — ответил Сергей, бросив взгляд на табуретку, где лежало его белье. — Я не могу встать при тебе.

— Подумаешь, Аполлон! Может быть мне хочется посмотреть, наконец, на настоящего мужчину, — рассмеялась она. Но все–таки вышла, не прикрыв за собой дверь.

Серега быстро надел белье и, схватив одежду, выскочил в ванну, которая была рядом.

Когда он вышел, стол в комнате был накрыт, и вскоре Римма, сопровождаемая Галей, вынесла из кухни огромную сковородку, на которой шипела салом яичница из десятка яиц.

— Где–то я уже это видел, — произнес задумчиво Валера.

— Видел, видел, — сказала, водружая сковородку на стол, Римма. — Только не воображай, что ты — Мастрояни.

Яичница была сметена под оставшиеся в бутылке последние капли спирта.

После этого Валера произнес:

— Как ни жаль, гости дорогие, но нам надо возвращаться в город.

— Почему так скоро? — удивилась Галя.

— Мальчикам сегодня выходить в ночь на работу, — пояснила Римма. — Кончился праздник. Завтра — на занятия.

Валера работал кочегаром в одном из «Больших домов» на Васильевском острове, фасад которого был сплошь увешан табличками со знаменитыми именами, и в котором сохранилась собственная угольная котельная. Попасть на такую работу было большой удачей. Эта работа хорошо оплачивалась. Поэтому кочегарное дело было «профессией» старшекурсников. А Валере постоянно нужны были деньги, так как у него, кроме книг, была еще поглотившая его страсть. Он был нумизматом, причем — начинавшим. Римма эту его страсть ненавидела.

— Он свои монеты любит больше, чем меня, — нередко жаловалась она Сергею.

Сергей знал, что это так, но пытался ее разубеждать. Говорить с Валерой об этом было бесполезно.

Сергей раньше работал ночным сторожем в столовой, которая находилась на улице Добролюбова, рядом с общежитием. Работа была «непыльная»: пришел, поспал и утром вышел. Но денег платили немного, так как брали только на полставки (по совместительству). И работа ему не нравилась, потому что было что–то унизительное в том, что ему, как кошке, оставляли на плите кухни тарелку с холодными котлетами и пюре, или макаронами, которые нередко были похожи на объедки. К тому же спать приходилось на приставленных пластмассовых стульях с вогнутыми сидениями. Зимой было холодно. Сейчас у Сергея была другая работа. Платили там намного больше и было, за что…

Ребята быстро собрались и побежали на станцию. В полупустом вагоне электрички разговор шел о пустяках. Иногда Сергей ловил на себе взгляд Гали, но она была спокойна, как будто то, что произошло ночью, ему приснилось.

Когда Сергей вышел с Валерой покурить в тамбур, тот неожиданно спросил:

— Я надеюсь, что у тебя с Галиной ничего серьезного?

— Почему ты спрашиваешь, — удивился Сергей. — В чем дело?

— Да так, ни в чем, — замялся приятель. — Мне бы не хотелось, чтобы ты увлекся ею.

— Ты что, знаешь о ней что–нибудь плохое? — настаивал Сергей. — Зачем же вы тогда меня с ней познакомили?

— Нет, ничего плохого, — испугался Валера. — Если честно, я ее почти не знаю. Она ведь подругой Риммы стала недавно.

— Ну, друг, давай выкладывай, о чем это тебе Римма не разрешила мне говорить, — настаивал Сергей.

— Понимаешь… Я думаю, что это, конечно, ерунда, — выдавливал из себя Валера. — Ну, в общем, она… старше тебя.

Сергей рассмеялся:

— Ты что? У меня нет собственных глаз? На сколько лет она старше меня, по–твоему?

— На год, — выдохнул приятель. И сам вдруг улыбнулся.

— Не морочь мне голову, — закончил разговор Сергей. — Я жениться завтра не собираюсь. А, если когда–нибудь соберусь, то возраст для меня будет иметь последнее значение. Пошли в вагон.

Прибыв в Ленинград, ребята в метро попрощались с Галей, которой надо было на Васильевский.

— Все было замечательно, — вдруг погрустнела девушка. — Спасибо вам, ребята.

— Мы еще увидимся, — попыталась ободрить ее Римма.

Галя посмотрела на Сергея. Он ей молча улыбнулся и сделал прощальный жест рукой…

Вечером, вместе со своим соседом по комнате Славой Ботвиным, Сергей отправился на работу. Когда они сошли с трамвая на Черной речке Петроградской стороны, часы над проходной завода «Полиграфмаш», показывали почти двенадцать. Из проходной выходили рабочие второй смены. Ребята прошли почти полупустой заводской двор и подошли к трехэтажному зданию котельной, над которой, как из крематория, валил из высокой трубы черный дым. В котельной находились три огромных котла, топившиеся углем. Уголь подавался в них автоматически, но зола от этих гигантских «кочегарок» периодически сбрасывалась вниз в подвал–штольню. Здесь и предстояло ребятам провести ночь.

Спустившись по лестнице вниз, Сергей открыл дверь подвала, и они вошли в «предбанник». Здесь в небольшой комнате, освещаемой голой лампочкой, висевшей под потолком, стояла деревянная скамья и рядом тумбочка. На противоположной стене были вбиты два крючка, на которых висела «рабочая одежда»: две пары замызганных брезентовых курток и рваных брюк, под которыми стояли разбитые кирзовые ботинки. У тумбочки под водопроводным краном находилось ведро с водой и веник. На тумбочке на клочке газеты лежало полбуханки черного хлеба, и стояла бутылка, в которой примерно на треть осталось еще водки. Рядом с бутылкой были две мятые алюминиевые кружки. Вероятно, предшественники отмечали «женский праздник» и позаботились о своих сменщиках.