Меньшиковский дворец - [35]

Шрифт
Интервал

Мы с Андреем зашли в магазин. Я купили три пачки пельменей и две бутылки «Московской». Андрей отправился в «бытовку» варить пельмени, а я присоединился к остальным в «Закусочной». Здесь уже были заняты столы–стойки, на которых стояли кружки с пивом. Пока я расплачивался за пиво, Кузьмич разлил всем в кружки «на глаз» по «сто» и произнес, как всегда:

— Что–то стало холодать…

— Не пора ли нам поддать, — дружно ответили мы и осушили свои кружки пива «с прицепом».

Душа у меня стала отогреваться. Затем все, повеселевшие, отправились в «бытовку», которая находилась в том же доме, где мы работали, в так называемой «дворницкой» в полуподвальном этаже, Здесь уже нас ждал Андрей с закипевшими в огромной трехлитровой кастрюле пельменями.

Во время обеда Кузьмич меня спросил:

— Сережа, сколько у нас в «заначке»?

— Как всегда. На неделю хватит.

— Ладно. Ты, кстати, после работы останешься?

— Нет, сегодня же четверг. У меня занятия в Университете.

— Ну что ж, тогда и мы не остаемся. Ничего, потерпим до субботы. Ты, как в субботу свободен?

— Свободен. Я мы, что опять работаем в субботу?

— Работаем, работаем. Надо же людям дать тепло к Новому году. Так что до субботы, Философ, никому ни копейки. Даже мне! Понял?

— Ладно, понял, — ответил я.

После обеда я работал на монтаже. Не дожидаясь Андрея, чуть раньше всех, я ушел в бытовку. Быстро переоделся и выскочил на улицу. Нырнул в метро и через несколько минут вышел на Московском вокзале.

Проехав по Лиговке три остановки на трамвае, я подошел к дому, где снимал «койку» в небольшой коммунальной квартире. Я открыл ключом входную дверь, прошел по коридору и вошел в свою комнату. В продолговатой шестнадцатиметровой комнате располагались металлическая кровать моей «Хозяйки» с набалдашниками на спинках и «горкой» подушек под тюлевой накидкой, напротив нее платяной шкаф, рядом с ним «обеденный» стол у окна, из которого была видна, находившаяся в двух метрах кирпичная стена соседнего дома, и напротив стола у двери, отделенный от кровати изразцовой печкой, «мой» кожаный диван с зеркалом на верху спинки и со слониками на полочке. На диване возлежал Олег.

— Привет, Серега, — сказал он, не вставая, — я тебя уже заждался.

— А где Анна Семеновна? — спросил я.

— Твоя хозяйка отбыла к дочери и внучке на Литейный. Просила передать, что на кухне, на плите тебе оставлены котлеты с жареной картошкой. Между прочим, я посмотрел. Там две котлеты и картошки на двоих тоже хватит. Они еще теплые. Если поторопишься, то разогревать их не придется.

Олег был ленинградцем и моим однокурсником по факультету. Он работал механиком на знаменитом заводе ЛОМО, на котором выпускали известные фотоаппараты «Зенит», чем он очень гордился. Вообще он был несколько завышенного мнения о себе, воображая, что он, может быть, потомок «того самого» графа Шереметова, так как носил ту же фамилию. Но мне он нравился. С ним было интересно. В свободное время он таскал меня по всем музеям и театрам города. Товстоногов, Владимиров, Акимов — он говорил о них, как о своих знакомых. Преувеличивал, конечно, но с билетами у нас никогда проблем не было. Особенно мы любили ходить в уютный театр Комедии, в фойе которого сам Николай Павлович Акимов встречал зрителей, а Сергей Филиппов, когда не был занят в спектакле, любил в антрактах прогуливаться по коридору и с удовольствием принимать знаки поклонения публики. Однажды в уютной «курилке» театра мы наткнулись на Аркадия Райкина, разговаривавшего со своими знакомыми. Мы с Олегом объездили все пригорода Ленинграда и не один раз. В общем, он поставил цель сделать из меня «цивилизованного питерца», за что я ему был благодарен и прощал его фанаберию. Моя «хозяйка» его обожала, и они могли часами за чашкой чая говорить о «делах минувших».

— А ты что это разлегся на моем диване? — спросил я.

— Простой же ты человек, Серега, — начал резонировать мой друг. — Ничего еще не смыслишь во вкусе жизни. Меня сегодня угостили рюмочкой французского коньяку. Так что, я лежа пытаюсь сохранить подольше это ощущение удовольствия. Кстати, у тебя шоколад есть? Впрочем, я знаю, что его у тебя нет. А жаль!

— А может быть, это был не французский, а армянский или грузинский коньяк? — подначил я.

— Может быть, — спокойно ответил Олег. — Но до чего же приятно думать, что это был французский коньяк!

Я вышел на кухню и принес котлеты, захватив хлеб. Олег уже встал с дивана и накрыл («сервировал», как он говорил) стол.

— Всегда, сеньор, — произнес он свое любимое изречение, — все нужно делать красиво. Даже если это и заурядные котлеты.

Мы сели за стол и приступили к еде.

— Знаешь, — сказал я Олегу, — а меня вчера чуть не ограбили.

— Ну и что? — не прерывая трапезы, отреагировал он. — У нас любого могут ограбить, если это кому–то нужно.

— Да, нет. Я серьезно. Представляешь, я вчера поздно задержался у Галины. Только успел вскочить в последний поезд метро. Вышел, как всегда, на «Московском», но трамваи уже не ходили. Пришлось топать пешком. Ты знаешь, что ночью Лиговка освещается только редкими фонарями от трамвайных линий, а тротуары — во тьме. В общем, иду я себе спокойно, никого не трогаю, потому что на улице ни души. Ну, а дальше, как в кино… Выходят из–под арки трое. Двое — обычная лиговская «шпана», а третий — «дядя» серьезный. Один из них, — такой щупленький, — начинает обычную канитель:


Еще от автора Михаил Семенович Колесов
От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции

«Записки» охватывают период истории Латинской Америки с 1492 года, года открытия Христофором Колумбом Америки, до 1980‑х годов XX века, времени апогея латиноамериканского революционного движения. Жанр работы определяется тем библиографическим материалом, в основном испаноязычным, с которым автор имел возможность познакомиться во время своей стажировки на Кубе (1966–1968 гг.) и преподавательской работы в Никарагуа (1982–1985 гг.). Автор воздерживается от личных оценок и инсинуаций, считая своей задачей познакомить современного читателя, прежде всего, с объективным содержанием истории двухвековой борьбы латиноамериканских народов за свое освобождение.


Никарагуа. Hora cero

Книга написана на основе дневника автора, который работал в Никарагуа в период с 1982–1985 гг. Однако это «роман-хроника», точнее публицистический «роман». На фоне действительных трагических событий, происходивших в стране, в которой только что свершилась революция и шла гражданская война, автор излагает перипетии личной жизни героя через призму отношений с окружавшими его людьми. Это сопровождается экскурсами в историю, анализом политической ситуации и другими размышлениями героя.Книга представляет интерес для современного читателя, поскольку даёт возможность познакомиться с ещё одной малоизвестной страницей мировой истории XX века.


Огонь в тайге

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Retro

Включенные в сборник рассказы и очерки, написанные в литературном стиле «non fiction», представляют собой некое возвращение в еще недавнее, но уже далекое прошлое страны, которой сейчас нет. В них автор стремился воспроизвести атмосферу «советского образа жизни». Написанные позже очерки и эссе, фактически, о том же прошлом, которое напоминает о себе сегодня. Книга представляет интерес, прежде всего, для современной молодежи, которая хотела бы понять смысл жизни предшествующего поколения.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.